Все еще Элис (Still Alice), 2014, Ричард Глацер, Уош Уэстмоленд, рецензия
Оптимистичное для нейродегенеративных больных кино, которое наглядно демонстрирует, что жизнь есть и после отмирания клеток головного мозга. Анна Дедова рецензирует “Все еще Элис”.
Когда на праздновании юбилея Элис Хауланд ненароком путает рассказ о дочерях с историей про себя и сестру, никто за столом даже не обращает на этот конфуз внимания. Когда на конференции в университете Элис Хауланд неожиданно забывает слова из своей речи, присутствующие в зале остаются удовлетворены непринужденной шуткой докладчицы о вчерашней попойке. Но когда Элис Хауланд во время пробежки забывает дорогу в исхоженном не одной парой обуви студенческом кампусе, ей становится понятно, что все это не объяснить обычным стрессом на работе или менопаузой. Поставленный вскоре диагноз, редкая форма синдрома Альцгеймера, приводит героиню и ее родных в состояние грогги. Ведь через какое-то время единственной задачей для бывшего профессора лингвистики будет помнить, что ее имя – Элис Хауланд.
Режиссура известных разве что поклонникам подсосов Глацера и Уэстмоленда не представляет собой ничего выдающегося и вполне сгодилась бы для телевизионного фильма, который впоследствии будут гонять по Netflix во время затяжных выходных. Объектом пристального внимания картину делает мощный для независимого кино каст вкупе с выигрышной в наградный сезон темой существования-с-неизлечимой-болезнью-вопреки-всему. При этом очевидно, что «Все еще Элис» и ориентируется на прошлогодний «Далласский клуб покупателей», спекулируя актуальностью в нынешние времена тех или иных недугов, и – зацикленностью на взаимодействии членом семьи в кризисный период – отчаянно напоминает камерную пьесу «Август». Однако дуэт создателей предпочитает сглаживать углы, поместив героиню в счастливо пузырящуюся пониманием и поддержкой атмосферу и не давая ей ни единого шанса ни на борьбу с системой, ни на азартную ругань с родственниками. Царящая на экране гармония порой вообще вызывает недоумение. Так, на первый взгляд удивительно, как спокойно принимает новость о получении «черной метки» в генетическом коде дочь Анна, но ведь подобное развитие событий сценаристам необходимо, чтобы продемонстрировать еще один требующий силы воли шаг Несломленной Элис – встречу с любимым внуком. Для нахождения понимания с нерадивой Лидией синдром Альцгеймера матери и вовсе превращается в эдакий затягивающий давние раны бальзам, ведь память о неодобрении актерской карьеры младшенькой, естественно, стирается из памяти героини, оставляя лишь простор для сиюминутного восхищения театральным мастерством Кристен Стюарт. В итоге у Глацера и Уэстмоленда выходит довольно оптимистичное для нейродегенеративных больных кино, которое наглядно демонстрирует, что жизнь есть и после отмирания клеток головного мозга.
Однако рефракция характера героини Мур именно через синдром Альцгеймера, а не любую другую хворь позволяет разглядеть маленькие трагедии больших умов.
Впрочем, ни на какие открытия один из главных фаворитов оскаровской гонки в категории «Лучшая актриса» не претендует, да и вообще ничем, кроме игры Джулианы Мур, среди конкурентов и не выделяется. Созданный ею центральный образ типичен для той части американского общества, которая редко попадает под прицел кинематографистов, будучи в богатстве и здравии, поскольку университетская профессура смотрится вполне благополучно всегда, если избегает интрижек на стороне. Однако рефракция характера героини Мур именно через синдром Альцгеймера, а не любую другую хворь позволяет разглядеть маленькие трагедии больших умов. Недаром Элис восклицает, что согласилась бы даже на рак, ведь деменция отнимет у нее самое главное для ее классовой прослойки – интеллект. Да, больная потеряет и воспоминания о семье, но их всегда хотя бы на миг можно восстановить с помощью фотографий, а ощутить радость от близости родных – с помощью их непосредственного присутствия рядом. Но нет ничего хуже для думающего человека, чем постепенная потеря способности читать и запоминать прочитанное, тем самым лишаясь возможности находиться в постоянном процессе самообразования. Злая сценаристская ирония делает Элис профессором лингвистики, чтобы зритель, не говоря уже о самой героине, как можно тяжелее переживал ее трансформацию из привыкшего к публичным выступлениям оратора в старательно, но нечленораздельно мычащее существо. От этого возникает непреодолимое желание, чтобы героиня, глядя на саму себя в роковом видео, хотя бы мысленно крикнула «Прощай, речь, но я все еще Человек».
