Иллюстрация: Фанатики Танжера, Эжен Делакруа
[ПОСТКРИТИЦИЗМ] изучает феномен Андрея Звягинцева
Нынешний Звягинцев уже больше не мастер фестивального арт-хауса, не гражданин страны Кинематограф, а, по меньшей мере, человек с двойным гражданством, и уж совершенно точно не посторонний. Общество же, наконец, готово открыто, пускай пока ещё чересчур нервно обсуждать свои болезни
Притчевая всеохватность и дебютантская честность, бьющая наотмашь. Глобальность художественного замысла и режиссерская заинтересованность характерами
Прицеливаясь в вечность, Звягинцев лепит нарочито абстрактный мир из церквушки неопределенной конфессиональной принадлежности, потрепанного временем шале и провинциального городка с трубами и граффити, но в результате возведенные посреди слепого ничто декорации оказываются лишь симулякром, набитым душеспасительными банальностями чучелком, из которого только перья летят
Несколько минут, несколько сцен, малочисленные актёры произносят несколько реплик, немного поэзии прилагается
Третья полнометражная работа Андрея Звягинцева — столичный антигимн, реверсный вариант песни Олега Газманова про купола и колокола
Зарисовка, не настолько поэтичная, как «Апокриф», но достаточно симпатичная, пусть и «разжеванная»
Если Бог создал человека, то, скорее всего, жалеет, что оставил себе глаза
Мир, изображенный в фильме, стоит на трех китах – государстве, церкви и обществе, сочетание которых порождает всепожирающего монстра-Левиафана, с которым Звягинцев сравнивает современную Россию
