Cul-de-sac: “Возвращение домой” Джона Джоста

Капиталистический рай

Где-то далеко ведут бой в чужих городах.
Наши мечты, погибает любовь и наш страх.
Наши голоса навсегда остались во тьме.
Где-то далеко умирать на войне
Чичерина

 Возвращение домой (Homecoming), 2004, Джон Джост

Андрей Волков рассказывает о фильме Джона Джоста

Позднее творчество выдающегося американского режиссёра Джона Джоста совсем неизвестно русскоязычному зрителю. Он как-то вдруг внезапно выпал из поля зрения киноманов, поразив своими работами начала 1990-х гг. А ведь мастер никогда не был на периферии магистральных тенденций в киноискусстве. Вот и его «Возвращение домой» есть не только радостная весть самого автора, вернувшегося, наконец, с чужбины в родные края. Это, прежде всего, крик боли, протест неравнодушного гражданина против того плохого, что он видит по возвращении в Итаку.

Нас приучили к казённому патриотизму и вечному одобряем-с, так что мы почти и не удивляемся, когда за председателя правящей партии голосуют абсолютно все её члены. Единомыслие всегда противоположно разномыслию, великую ценность которого засвидетельствовал ещё апостол Павел в своих бессмертных посланиях. Оттого люди, не боящиеся возвышать свой голос против несправедливости в своей стране, вызывают у нас подозрение и даже злобу.

Так кто же такой патриот? Неужели тот, кто верит всему, что скажет правительство? Одни люди развязывают войны, посылая туда чужих детей. Они на вилле, а другие в могиле. А что же мы? Одобряем-с.

США лишь из страны победившего советизма могут казаться оплотом демократии. Джон Джост никогда не верил, что её высокие идеалы когда-либо воссияют над гордыней людей. Это миф, мечта. Инсценировка.

Кадр из фильма “Возвращение домой”

В самом начале XXI века жажда наживы транснациональных корпораций и популистские лозунги из предвыборной программы привели американский народ на нагретые солнцем поля Ирака. Война вторглась в дом многих людей, смотрела с экранов телевизоров, превращалась во что-то патриотически-благостное, пока цинковые гробы, так называемый груз 200, доставляли ожидающим возвращения домой своих близких обычным американцам. Ваш сын погиб во славу родины. Получите, распишитесь. И ни слова сочувствия, ни грамма поддержки. Как будто, так и надо. Одобряем-с.

И это современный патриотизм. От него пахнет порохом и кровью, остывающей на чужой земле. В тишине этого священного слова не слышны ни шёпоты, ни крики. Нет ни сочувствия, ни просто жалости – только бездушные слова на белом листе. Одобряем-с.

В 2000-е гг. друг за другом вышли американские фильмы, анализирующие Иракскую войну, среди которых скромная работа Джона Джоста, снятая всего за 2 000 долларов, полученные как грант для произведений искусства, была одной из первых. В центре сюжета – семья, которая ждёт возвращения домой сына с Иракских полей. Он как Годо из пьесы Беккета. Его ожидание становится почти смыслом жизни его родителей, забирая их внимание у другого брата, который кажется им прожигателем жизни по сравнению с новоявленным героем.

Но Годо не придёт. Так и типичная американская семья из небольшого города в Америке не дождётся возвращения домой солдата. Он отдал жизнь не за страну, а ради корыстных целей сильных мира сего. Миром правят деньги, а их оружие – это война и слова, призывающие на эту войну. Кто не с нами, тот против нас. И уже никто не скажет – тот, кто без греха, первым брось камень.

Пожалуйста, пусть больше никто не умрет…
Пусть больше никто никогда не умрет…

Война. Она забирает не только тех, кто пал на поле боя. А. И. Солженицын справедливо писал – подсчитывая жертв войны, мы забываем умножить на 2, на 3. Кажется, мало США было Вьетнама. Пропали втуне усилия Фрэнсиса Форда Копполы, Оливера Стоуна, Майкла Чимино, убедительно показавшим нам страшный оскал войны. Люди ничему не учатся и раз за разом наступают на те же грабли. Но Джон Джост, будучи марксистом, видит в этом не столько свидетельство о моральной деградации человечества, сколько гибельность власти доллара. Капитализм и не может держаться ничем иным, кроме как войной. Высокие слова – лишь жалкий фарс. Чуть копни – и откроется правда. Война – это бизнес, доходное ремесло, а нефть, которую можно качать из Ирака, дороже родительских слёз. Может, потому она и чёрная. Ведь это гниль, полученная из остатков древних живых организмов. Из тех, кто остался лежать на полях сражений, тоже когда-нибудь образуется нефть.

Джон Джост беспощаден, вскрывая, как нарывы, проблемы американской цивилизации. Капитализм подчинил демократию своим интересам. Ложь – это товар, который нам продают в новостях и политике. Никому на самом деле нет дела до страданий обычных людей. Их кровь – не наша. Телами их детей мы усеем путь к нефтедолларам. Если ты на гребне, то пожинаешь сливки, а если тебя накрыла волна – не плачь, ибо ты – нефть.

В глазах профессиональных патриотов Джон Джост отнюдь не патриот. Как же можно любить свою страну и прямо говорить о том, что ты видишь плохого! Но человек, вернувшись домой и застав там пожар, не скажет, что то горит свеча. Правда – вода, которой тушат ложь. Как воды реки точат камни, так правда омывает берега капитализма. Когда-нибудь растает весь его привлекательный вид, он начнёт сочиться нефтью и фонтанировать долларами, ради которых не жалко решительно ничего. Ведь американец – это self made man. Не жалуйся, если ты погиб, и кто-то заработал на твоей смерти. Это основа жизни. Капитализм.

Джон Джост значительно раньше Фреда Фогеля показал, что война разрушает не только тела солдат, заставляя их души взывать в молчаливом протесте против убийства себе подобных в ролевой игре, выдуманной на благо капитализма. Она калечит и их семьи.

Джон Джост беспощаден, вскрывая, как нарывы, проблемы американской цивилизации. Капитализм подчинил демократию своим интересам

Война! Это слово, воскрешающее древние инстинкты. Не миром, так мечом отберём то, что нам нравится. Детское желание завладеть любимой игрушкой соседа, подростковая жестокость трансформировалась у взрослых в желание заработать на романтическом порыве многих юнцов к подвигам и славе. Но они лишь нефть.

Передайте, пожалуйста, взрослым
Может они не знают?
Очень больно и очень хочется жить,
Когда тебя убивают…

Война разрушает семьи, принося горе и лишая близких погибших смысла жизни. Нефть постоянно образуется в недрах земли, а жизнь, однажды отнятую, уже не вернёшь. Джон Джост не показывает поля сражений, а сосредотачивается на анализе внутрисемейных отношений. Брат солдата Крис не может найти себя в жизни, не чувствует поддержки со стороны родителей, ибо их убедила телепропаганда, что бесславно умирать в песках Ирака лучше, чем оставаться в стороне от войны. Не дело заниматься своим садом, когда родина в беде, а оружие массового поражения уже нацелено на самый Белый дом.

Война! Как много в этом слове горящей плоти и свиста пуль. И денег, шуршащих при подсчёте. Джон Джост решительно никогда не сворачивал с марксистского пути, делая подкоп под основы капитализма. Простые люди тоже повинны в войне, ибо они верят в ложь, считая «одобряем-с» патриотизмом. Оттого отец категорически не желает слушать Криса, говорящего ему, что его брат напрасно погиб на войне. Те, кто сомневается, уже не патриоты. Они встречают ненависть в свой адрес, особенно ужасную, когда она исходит от близких людей.

Война. Мы преклоняемся перед этим суровым словом, где что ни буква, то острый штык, направленный на врага. Кто друг, кто враг – решат за нас. Мы лишь нефть. Не нам спорить с властью доллара, не мы выживем на этой войне. И мы никогда не поймём, ради чего мы умерли и для чего мы жили. Мы лишь нефть.