Эрик Шургот ругает фильмы Корали Фаржеа, Райана Проса и Хафштайна Гуннара Сигурдссона
Выжившая (Корали Фаржеа, 2017)
Дженнифер прибывает в гости к состоятельному женатому мужчине на его виллу, куда-то в приграничную американскую глушь, где на сотни миль ни души, чтобы порадовать мужика своими навыками секса орального и не только. На следующий же день к подчеркнуто подкаченному мачо являются не менее подчеркнуто пузатые друзья, перед которыми девчонка смело крутит попой. Друзья, а с ними и женатик, по всем канонам жанра оказываются конченными тварями. Дженнифер подвергается насилию, угрожает мужчинам судом и оглаской, после чего отправляется в полет на дно каньона. С этого момента, как не трудно догадаться, стартует revenge-movie, в котором участи мужланов завидовать не придется. И первая же проблема заключается в совершенном наплевательстве на реалистичность при отсутствии какой-либо мистики, оправдывающей происходящее. После полученных травм героиня вряд ли смогла бы долго ползать, не то что ходить с ровной осанкой и дробовиком, к которому зачем-то приделан снайперский прицел. Трансформация типичной instagirl в опытную выживальщицу, способную решить проблему открытой раны с помощью костра и жестяной банки, не убеждает. Беспомощность двух с половиной (потому что один регулярно закатывает истерики) мужиков против одной раненой девочки не удивляет, но и не умиляет. Даже если допустить, что все это художественный вымысел, и не пытаться прикинуть, сколько секунд протянет Корали Фаржеа на месте собственной героини, фильм все равно не получается воспринимать без раздражения. Дело в том, что у Корали невероятно прямолинейный и топорный киноязык. Это обилие крупных планов – муравей, на которого капает густая кровь, надкусанное яблоко, зубы, безучастно пережевывающие шоколадного мишку, пока в соседней комнате вершится акт насилия, чтобы подчеркнуть скотство их, зубов, обладателя. А зацикленность режиссера на заднице главного подонка настолько сильна, что она даже «убивает» этого персонажа в душевой, чтобы он потом полз голый по лужам собственной крови. Ну и вишенка на торте – обрызганный кровью лик библейской Мадонны на стене – религиозные метафоры там, где им совсем не место, в нелепом и совершенно нереалистичном фильме про жестокую месть.
Жизнь подонков (Райан Прос, 2017)
Где-то в Соединенных Штатах стереотипный латиноамериканский бандит при поддержке неудачливого лучадора El Monstro и продажного чернокожего копа ведет охоту на своих мексиканских соотечественников из числа нелегалов. Девочки, что моложе, идут в бордель, остальные несчастные – на фарш и органы. В один солнечный день из-за очередной жертвы алчного психопата приключится история, отчаянно и бездарно смахивающая на «под Тарантино». Насущная, а вернее навязшая в зубах, тема расизма тут заполняет собой все свободное пространство. Сценаристы пытаются шутить, забывая про то, что шутить на грани фола – не значит шутить смешно. Режиссер пытается все эти шутки визуализировать – весьма бестолково и вторично. «Жизнь подонков» могла бы претендовать на забавный паноптикум уродов: слетающий с катушек рестлер, откинувшийся зек со свастикой на лице, лучший друг которого афроамериканец-семьянин на кредитном авто. Но все прибаутки так или иначе упираются в расизм и натужные попытки выстебать беды современной Америки. Угловатые шутки про то, что «белый парень отсидел за негра», не веселят, похоже, и самого режиссера, а потому он регулярно сваливается в жестокий трэш с расплющенными головами и стрельбой по беременным, едва ли прикрывающий скучный сценарий, расчлененный на главы скорее ради претенциозности, нежели с какой-то целью. Мало понятные массовому зрителю отсылки на лучадорские мексиканские киноленты прошлого века, зрителю, в теме разбирающемуся, покажутся пошлой карикатурой. Для большинства же El Monstro так и останется «мексиканским рестлером в глупой маске». Хотя, наверное, снималось это все же не для большинства. Совсем уж печален тот факт, что многие профессиональные критики каким-то непостижимым образом углядели в этой грубой поделке, у которой нет ни ярких сцен, ни хорошей операторской руки, ни вменяемого сценария, талантливую злободневную сатиру, высмеивание полицейского произвола, и даже отсылки к «трамповской Америке».
Под деревом (Хафштайн Гуннар Сигурдссон, 2017)
Ротозей Атли решил поглядеть хоум-видео многолетней давности, в котором он предается плотским утехам с блондинкой Ракель. Не учел только одного – милая сердцу жена Агнес дома. Парень был застукан, изгнан и лишен возможности нормально общаться с маленькой дочкой. Но кино вообще-то не о нем, а о том, как две соседствующие семьи (членом одной из них и является Атли) довраждовались до поножовщины. Справедливости ради стоит заметить, что это не самое плохое кино, особенно на фоне прочего, попадавшего в эту рубрику. Исландский постановщик экранизирует одноименный рассказ своего соотечественника Хюльдара Брейдфьёрда, рисуя развитое, но абсолютно утратившее принципы социальной связи общество. Проще говоря, королевство невидящих и неслышащих, зацикленных на собственных проблемах или достижениях. И все бы ничего, вот только Сигурдссон мечется между тягой к философствованию и желанием снять предельно черную комедию. Сложно сказать, что там в первоисточнике, но постановщик «Под деревом» сломя голову несется к кровавой развязке, словно жестокая сцена и была его главной целью. А сцена меж тем обескураживает своей избыточностью и даже чужеродностью по отношению к остальному фильму. Довольно прямолинеен Сигурдссон и по части метафор. Кульбиты в духе «герой стоит в хоре и не поет, но всем вокруг плевать, ведь никто никого не слышит» периодически выдаются за претензию на киноязык. Предсказуемость зашкаливает, ведь всем понятно, пусть это сейчас и дьявольский спойлер, что с пропавшим котиком все будет в порядке, но именно из-за него разгорится кульминационный сыр-бор. А что там Атли? Его тоже жена слышать и видеть не хочет, но в концепции ленты складывается впечатление что не потому, что он явно ностальгирует по временам половых утех с бывшей, а потому, что все мы слепы и глухи к окружающим. Но главное – это совсем уж оголтелый и неуместный сексизм режиссера, у которого практически все женские персонажи банально неприятны и являются зачинщиками проблем.