Арно Деплешен, Элиа Сулейман, Пьетро Марчелло и другие – в топе Антона Фомочкина
+ бонус. «Бессмертный»
Часовое документальное эссе о великом спящем ките.
40. «Прощай, сын мой»
Искусно выполненная социальная реклама “Позвоните родителям”. Так монументально, чтобы на два с лишним часа, через десятилетия, расстояния, смену идеологического и политического климата, умеет только старшее поколение китайских режиссеров.
39. «Боль и слава»
Дрема – это прошлое, в котором светло, счастливо, Лиз Тейлор жива, развешивая простыни сушиться, поют “А tu vera”, а худшее, что может случиться – это солнечный удар.
38. «Хорошие мальчики»
Все сложности и тонкости крепкой мальчишеской дружбы в миниатюре.
37. «Ласточки кабула»
Удивительной образной красоты мультфильм про то, что безвозвратно потерянные и запутавшиеся в себе люди – кажется, единственные, кто способен спасать других и идти до конца. Покуда твоя рука способна дрогнуть — ты остаешься человеком.
36. «Кафе без музыки в Париже редкость»
Где-то между «Происхождением мира» Курбе и «Паломничеством на остров Киферу» Ватто возникает та рябь времени, когда мы можем выпить чашку кофе в парижских кафе, где не играет музыка. Между вчера и сегодня, где нет ни правды, ни лжи. Город устал, город спит.
35. «Жизненная необходимость»
“Я чувствую: волшебной властью
Окрепли слабые уста.
Ах, отчего их дивной страстью
Любви не окрылит мечта?”
34. «Приют»
И если драться, то как в индийских фильмах. А играть в шахматы – как в советском союзе.
33. «Слепое пятно»
Повесть о том, что невидимыми (в прямом смысле) становятся в основном лишние люди.
32. «Однажды в Голливуде»
Если в мире грез происходит кошмар, он не заканчивается на титрах. А если в этот миг, что случился “однажды”, наступит сказка, она завершится, стоит только включить свет.
Полный текст читайте здесь.
31. «Zомбилэнд: Контрольный выстрел»
Смешной сиквел культовой комедии 2009-ого года, снова о том, что американский юг победит все, зомбиапокалипсис в том числе.
30. «Трезвый водитель»
Дело Хуциева живет в его ученике. Город-сказка, город-мечта традиционно для Резо добр, ласков и, если не верит слезам, то только крокодиловым.
29. «Мафия уже не та, что прежде»
Жан-Кристоф надрывается. Чичо Мира засыпает (прямо в кадре). Его верный подельник очень боится. Летиция Бэттеглия фотографирует. Нечеловеческая комедия в том смысле, что про людей, но так не бывает.
28. «Долина душ»
С десяток съеденных тарелок супа – такова цена свободы. Одна из самых удивительных сцен борьбы за жизнь в истории кинематографа.
27. «Психопатка»
Искренне, честно, красиво и смешно о превратностях первой любви. Девочки – психопатки. Мальчишки – придурки. Так было, есть и будет.
26. «Тайна Анри Пика»
Обаятельный фильм о том, что литературный критик наивно храбр тогда, когда поступается своей репутацией, но продолжает твердить, что “знает лучше!”
25. «Волны»
“Мои слезы, моя печаль…
Мои грезы – это тихий рай…
Мои слезы, моя печаль…”
24. «Оставшиеся»
No Nabokov vibe. Человеку нужен человек!
23. «Дело Ричарда Джуэлла»
Триумф воли. Торжество режиссерского и гражданского гения. Долгих лет (еще хотя бы сотню, он же сверхчеловек) Клинту Иствуду, не устану повторять.
22. «Призрачные тропики»
Ночь – это маленькая жизнь.
21. «Золотая перчатка»
Гиньольная флора и фауна, скопившаяся налетом у стенок и барных стоек бара “Der goldene Handschuh” – пестрый фон, в котором затаилась демоническая мифологема города, имя которой обросло своей автономной плотью. Хонка – фамилия-страшилка для немцев, уже не человек вовсе, а сущность, бабайка без прошлого и будущего.
Полный текст читайте здесь.
20. «Офицер и шпион»
Ода “либерте” (обрести которую для некоторых дело жизни), французская культура от живописи до литературы, как на ладони.
Полный текст читайте здесь.
19. «Свет в моей руке»
Мир юной Мио становится все больше и больше. Сначала он сузился до маленького рюкзачка, затем вырос до сэнто (японской бани), где девушка работает, затем до целой Токийской улицы. Все нипочём, когда свет в твоей руке.
18. «Дождливый день в Нью-Йорке»
Вуди Аллен все еще воображает себя юным интеллектуалом, которого все зовут Гэтсби. Упоительно.
17. «Грех»
Андрон Кончаловский беседует с самим собой времен “Андрея Рублева”. Уникальный диалог культур, времен, эпох и разных возрастов.
16. «Крушитель системы»
Большая трагедия маленькой и хрупкой девочки, которой не досталось любви. Потому она выросла всепоглощающей сверхновой, разрушающей вокруг себя все. Дальше только невесомость.
15. «Конец любви»
Жестокое и обезоруживающее своей прямотой кино. Начало отношений – это всегда широкоформатное, глянцевое действо, снятое на ari или red, и к нему возвращаешься, особенно в финале. Потом все расходится на пиксели и становится как-то непросто. А салют, салют в обратную сторону, ведь ничего не вернуть назад, если это и правда the end of.
Полный текст читайте здесь.
14. «Оленья кожа»
“Если б не было тебя,
Ответь мне, для кого мне жить.”
(из песни Джо Дассена)
(посвящается кинематографу)
13. «Большой мир»
Познание через одноэтажную Америку сменяется единением с миром естественным, самоидентификацией через систему ритуалов. Но для прочтения через ирреальное картина Берто крайне рациональна, поскольку обращается к неврологической подоплеке вопроса, где транс и последующий выход в подсознание – часть процессов в коре головного мозга. Магия степи неразрывна с ее бытом, потому Корин учится дойке, рубке дров и прочим премудростям. Здесь проходит неразрывная черта между неосвоенным миром и повседневным Парижем. Но где различий нет, так это в схожести голографически смоделированного с помощью десятков датчиков серого вещества и верхушек деревьев, к корням которых припадает Корин.
Полный текст читайте здесь.
12. «ООО Семейный роман»
Вернер Херцог год за годом открывает для себя кинематограф с нуля. Гиперреализм съемки позволяет имитации непознанного человеческого счастья быть действительной и документальной.
11. «Олег»
Похожая на дурной, лихорадочный сон история о рабстве и несвободе. Страх быть ненужным и гонимым где бы ты ни был.
10. Братство
“Только пепел знает, что значит сгореть дотла.”
Бродский
9. Осиная сеть
Ассайас играет в Майкла Манна. Полиция Майами, но про Кубу и со шпионами вместо копов. «Сеть» – расслабленное кино, представление автора о шпионском триллере во плоти, где комическое заканчивается на филигранно снятых эпизодах террористических актов. Без какого-либо морализаторства, действительность сама расставила все по местам. Оставляя кульминацию на откуп текстовым биографическим справкам на титрах. Если верен семье, спокойно — воздастся. Предпочтешь Джип Чероки – пеняй на себя.
Полный текст читайте здесь.
8. Анна
Зритель для Бессона – бессильный перед художественным образом человек, которого можно бить фотоаппаратом, он будет лишь аффективно корчить те эмоции, которые требуются. Зритель для Бессона – любая жертва охоты спецслужб, которого способна обдурить красивая девушка, агент разведки.
Полный текст читайте здесь.
7. Тайная жизнь
Терренс Малик снова снимает про вечность, она отвечает ему взаимностью.
6. Ford против Ferrari
Самоцель Мэнголда – воспеть парадокс, при котором любой исход в гонке смиренно принимается как должное ради общей цели. Цель эта может казаться наивной, но точно не для людей с пламенным мотором вместо сердца.
Подробнее – здесь.
5. Джокер
Клоун в обществе спектакля.
4. Мои дни славы
Чтобы сыграть де Голля, нужно стать в своих глазах героем. Для этого не нужно совершать подвиг, стоит просто перестать притворяться.
3. Мартин Иден
“Я долго путешествовал
И чувствую себя усталым.
Свари мне хорошего кофейку,
Мне надо рассказать тебе одну историю.”
Из песни Джо Дассена.
2. Должно быть это Рай, реж Элиа Сулейман
В отличие от фильма Мареско “Мафия уже не та, что прежде”, у Сулеймана комедия “человеческая”, гуманистическая и уморительная. Записки о видимом: замерить пульс в самолете, прослушать восторженную тираду таксиста о Палестине, полюбоваться парижанками, сидя на веранде кафе. Грандиозное высказывание в двух маленьких сценках: пока члены палестинской общины в Америке монотонно хлопают в ладоши по команде, молодежь на родине хлопает в ладоши на дискотеке.
1. Боже мой!, реж Арно Деплешен
Деплешен снял трепетную открытку про свой родной Рубе. Она полна тоски, светлой грусти и рождественского благоговения. Следственный эксперимент, начинающийся ближе ко второму часу, это театральный перформанс, который режиссер без швов реализует во внутрифильмовом пространстве.
