Философия для кипящих чайников
Мальмкрог (Malmkrog), 2020, Кристи Пую
Артур Сумароков – о румынской драме с Берлинского кинофестиваля
“Новая румынская волна”, начавшаяся во второй половине нулевых с социально важных высказываний («Смерть господина Лазареску» (2005) Кристи Пую, «4 месяца, 3 недели и 2 дня» (2007) Кристиана Мунджиу) и историографических филлипиков («Бесконечный футбол» (2018) Корнелиу Порумбойю, «Мне плевать, если мы войдем в историю как варвары» Раду Жуде) не могла так или иначе трансформироваться во что-то ещё более радикальное или хотя бы чуть менее конвенциональное, чем это было раньше. Симптоматично, что этот слом конвенционального нарратива “новой румынской волны” первым совершил её же пионер – режиссер Кристи Пую в своем новом фильме “Мальмкрог”. Основой для сюжета его более чем трехчасовой картины стал философский труд Владимира Соловьева 1899 года «Три разговора о войне, прогрессе и конце всемирной истории», в котором пятёрка героев – господин Z, Генерал, Князь, Политик и Дама – вели долгий изматывающий диспут о, собственно, войне, прогрессе и истории. Никакие прочие ролевые игры не предусматривались, хотя, может быть, и естественным образом напрашивались, а сам труд по итогу призводил впечатление этакого ток-шоу с тормозами и ангедонией, даром что философ оказался спустя энное количество лет однофамильцем современного российского пропагандиста, уже без тормозов и всяких принципов.
Кадр из фильма “Мальмкрог”
Разговорное кино само по себе имеет долгую киноисторию, и, допустим, между “Мамочкой и шлюхой” Жана Эсташа и каким нибудь среднестатистическим “мамблкором” пропасть не столько идейная, сколь киноязыковая, методологическая, ибо и там, и там в кадре разлито ощущение экзистенциалистского кошмара и классового неравенства. Кристи Пую ничего по-настоящему революционного в разговорное кино не привносит, придерживаясь привычной ему киноэстетической позиции “сделать больно и красиво одновременно”. Ещё в 2017 году, когда только “Мальмкрог” планировался, Кристи Пую в своем интервью по поводу будущего фильма признавался: “Кто-то говорит, что эпоха войн закончилась и наступает период мира, но как раз в это время надвигалась новая война. Мир кипит, примерно как и сейчас, все в движении. Идея в том, что мы не видим приближения этого. И я задаюсь вопросом: Соловьев верил в это или просто хотел показать, что мы не видим приближающихся вещей?”
“Мальмкрог” вовсе кажется намеренно старомодным фильмом, в котором время и герои законсервированы до состояния нехитрой мумии, вынужденно воскресшей посреди зумерского апокалипсиса. Впрочем, вся эта кинопленочная архаичность вкупе с “хрустом французской булки” ещё пуще подчеркивает безусловную никчемность бытия чуть ли не всех без исключения героев ленты, которые с одной стороны, конечно же, хорошо что не сходят с ума в духе “Ангела-истребителя” Бунюэля, но с другой стороны – все их (не)человеческое безумие проявляется в постоянном садистском спокойствии как вечных теоретиков, и ничего более. На практике же они в итоге сами становятся жертвами Большой Истории, жернова которой безжалостны по умолчанию ко всем, кто вовремя не успел запастись патронами и томиком Маркса. ХХ век – век конца света, бесхитростно утверждается в “Мальмкроге”, который тем не менее видится даже самым оптимистичным кинопроизведением Кристи Пую.
Прошлые киноработы румынского постановщика – будь это “Сьерраневада” или “Смерть господина Лазареску” – фиксировали распад и разложение личностей, институций, форм и содержания среднестатистического социалистического быта, который хуже чем ад. “Мальмкрог” в этом плане не лишен специфической иронии, ведь, как известно, лучшие носители бацилл любой классовой революции принадлежали отнюдь не к возбужденному от тотальной социальной несправедливости пролетариату. Ну а то как аристократия и буржуазия сама себя жадно сжирает было показано еще в великой “Большой жратве” Марко Феррери, с которой “Мальмкрог” интимнейшим образом рифмуется в таких существенных для восприятия картины деталях, как цветокоррекция кадра и ракурсы камеры.
При всей коматозности нарратива картины и старомодного костюмного фетишизма “Мальмкрог” кино столь же тревожное, как и тревожащее
Пую, впрочем, ни слова не изменив в многословном философском труде Соловьева, насытил свой фильм самой разной фактурой, целенаправленно даже усилив всю литературоцентричность картины, хотя, казалось бы, куда уж дальше. Но неисповедимы пути не только Господа, но и господина режиссера, который даже слишком обстоятельно вводит зрителя в транс окружающей его на ближайшие три часа унылой великосветской действительности дворянской России на излете веков. Сами русские дворяне из фильма – на выселках, и хоть чистый как совесть карамзинского пейзана снег везде одинаков, лучше о судьбах родины и мира думается там, где нас сейчас нет, то есть заграницей, а в случае с фильмом Пую – в Трансильвании, где бог умер ещё во времена Влада Цепеша. Само собой, Кристи Пую намного естественнее поместить героев Соловьева в привычную уже для себя румынскую среду, всю хтонь которой он искренне закавычил за идейной ненадобностью. Только оказывается что совершенно не важно где на самом деле происходит действие фильма (точнее, отсутствие действия как такового), а важно лишь то что светская челядь не так уж между собой отличается, в то самое время как молчаливые слуги господ буквально готовы обрушить этот мир им на головы, как только такая возможность предоставится. При всей коматозности нарратива картины и старомодного костюмного фетишизма “Мальмкрог” кино столь же тревожное, как и тревожащее, ибо в анамнезе фильма Пую предчувствие войны, революции и прочих социальных потрясений, разом перекроивших, как плохой хирург, ландшафт всей Восточной Европы. И все эти сосредоточенные на самих себе разговоры о теле и душе обнуляются пустотой тел и душ самих главных героев, символически лишенных имен, но не собственного социального статуса.
