Театральный опыт Бергмана
Мизантроп (Misantropen), 1974, Ингмар Бергман
Андрей Волков – о телеверсии спектакля Ингмара Бергмана
Базы данных фильмов, что IMDB, что КиноПоиск, пока не научились различать произведения для экрана и телевизионные версии сценических представлений, оттого в фильмографиях режиссёров указаны как телеспектакли, онтологически близкие к кино, так и телевизионные версии театральных работ. Провести демаркационную линию между театром и кино не так просто, как может казаться, а если речь идёт о выдающемся режиссёре Ингмаре Бергмане, так тем более. Сам мастер всю жизнь работал в различных театрах и при помощи телевидения занимался популяризацией театрального искусства. Около десяти ТВ-фильмов в его фильмографии представляют собой телеверсии его спектаклей, а есть и записанные для трансляции по ТВ сценические представления, одним из которых является «Мизантроп» Мольера, поставленный шведским гением в Датском Королевском театре в 1974 году.
Да простит нас придирчивый кинозритель, но в пору, когда кино перестало быть кино и стало набором движущихся картинок, и ТВ-запись театральной постановки выдающегося деятеля скандинавской культуры покажется образцом киногеничности. Тем более в творчестве Бергмана всегда на равных существовал театр и кино. Режиссёр стремился к минимализму, часто разрушал «четвёртую стену», заставляя актёров произносить длинные монологи, смотря прямо в камеру, устанавливая таким образом невидимый контакт с реципиентом. В героях Бергмана зрители нередко узнают самих себя, и это удивительное знание человеческой души отличает всё искусство шведского гения, неважно в каких формах оно проявляется.
Датская постановка «Мизантропа» с невидимым зрительным залом не кажется чужеродной в ряду кинофильмов и ТВ-работ Бергмана. И даже не придётся удивляться, если однажды выяснится, что постановщик не просто был режиссёром сцены, а давал указания команде операторов как именно показывать зрителю происходящее на сцене таинство.
Кадр из “Мизантропа”
Искусство для Бергмана было магией с тех самых пор, когда он нашёл в родительском доме волшебный фонарь и часами сидел, просматривая движущиеся картинки, уносясь воображением в неведомые страны, размышляя о героях, которых никогда не было, но которые представали перед благодарным зрителем экрана проектора. Став взрослым, Бергман оживлял силой своего гения как персонажей пьес в театре, так и героев своих сценариев в кино и на ТВ. Ингмар не то что не был формалистом, как Микеланджело Антониони и Жан-Люк Годар, однако стремился к классической простоте кадра, часто используя простой монтаж и операторскую работу, особенно любя длинные планы, когда камера подолгу вглядывается в лица героев, стремясь заглянуть в их душу.
Операторская работа в «Мизантропе» именно такая. Общие планы сцены, классическое передвижение актёров в кадре, крупные планы лиц героев, которые произносят длинные монологи, как бы исповедуясь перед зрителем. Сцены разговоров смонтированы при помощи традиционной «восьмёрки» – так часто делал Ингмар Бергман и в кино. Хоть жанр постановки на IMDB указан как драма, однако это именно комедия или, точнее, трагикомедия – Мольер мог быть близок Бергману за его умение сочетать искромётные диалоги с драматической разработкой сюжетного конфликта. Особенно режиссёру полюбились «Мизантроп» и «Школа жён», которые шведский классик ставил на сцене неоднократно.
Если «Школа жён» существует в более киногеничном варианте ТВ-спектакля, поставленного Ингмаром для телевизионного театра, то «Мизантроп» живёт в качестве записи сценического представления, что не мешает ему именоваться телефильмом на IMDB, да и знающий эстетику Бергмана зритель почти не станет возражать. Телеверсия спектакля хоть и не указана в официальной фильмографии Ингмара Бергмана на сайте Шведского института кино, однако отлично вписывается в его киномир, особенно 1970-х гг., когда мастер плавно двигался в сторону минимализма, в пользу камерных пьес и длинных планов. Именно так снята и смонтирована гениальная семейная драма «Сцены из супружеской жизни» (1973), которая ныне живёт и в формате спектакля, будучи поставленной для МХАТ им. Горького в 2019 году другим киноклассиком Андреем Кончаловским.
«Мизантроп» показывает нам другого Бергмана, мастера сценических адаптаций классических пьес, и в тоже время свидетельствует о неделимости его творчества на кино и театр. Мир Бергмана – синтез этих двух искусств
«Мизантроп» малоизвестен отечественному театралу, ибо наши постановщики предпочитали ставить иные, более фарсовые, пьесы Мольера. Бергману же «Мизантроп» мог быть близок ещё и тем, чем всегда отличались его фильмы – отсутствием внешнего действия, заменённого столкновением мировоззрений и психологий персонажей. Главный герой Альцест – типично бергмановский типаж. Он склонен к самокопаниям, отличается некоторым цинизмом и в то же время идеалист, так как верит, что его обличительные речи помогут наставить на путь истинный других героев. Однако даже его возлюбленная Селимена не понимает его рефлексии и уж точно не одобряет его стремление всегда быть честным. Принципиальность Альцеста делает его неудобным в высшем свете, создаёт ему репутацию чудака, ведь в наше время важна только хитрость. Одиночество и даже чуждость миру были характерны для многих героев Бергмана, взять хотя бы классический образ средневекового рыцаря Антония Блока – таков и Альцест. Он страдает от своего характера, но не может измениться, быть снисходительнее к людям, оттого его надежда на счастье с Селименой тает, словно лёд на солнце. Он понимает, что его возлюбленная никогда не предпочтёт добровольное отшельничество с ним прелестям высшего общества, пусть даже оно и лицемерно.
Ингмар Бергман критически оценивал свои кинокомедии, а многие зрители и вовсе думали, что певец интимных драм лишён чувства юмора. Однако «Мизантроп» доказывает, что это далеко не так. Конечно, эта пьеса не столь светла, как его комедии 1950-х гг. «Урок любви» и «Улыбки летней ночи». Однако и вдали от своей родины и привычной труппы преданных ему лицедеев, Ингмар Бергман добивается лёгкой и естественной игры, в результате чего словесные пикировки героев по-настоящему забавны. Но за комическим фасадом никогда не теряется идея самой пьесы и постановки Бергмана о том, что в мире лицемерия невозможно жить честному человеку. Он должен или принять правила игры, или удалиться в добровольное изгнание. Мир не переделать, можно только изменить своё отношение к нему, но для идеалиста Альцеста это решительно невозможно. Его романтический темперамент не способен принять мир, оттого главной жертвой своего красноречия оказывается сам Альцест, обречённый на одиночество в среде порока и лести.
«Мизантроп» показывает нам другого Бергмана, мастера сценических адаптаций классических пьес, и в тоже время свидетельствует о неделимости его творчества на кино и театр. Мир Бергмана – синтез этих двух искусств, оттого абсолютно сценичный «Мизантроп» ничуть не выбивается из череды интимных драм 1970-х, будь то «Прикосновение» (1971), «Лицом к лицу» (1976) или же «Осенняя соната» (1978). Эта постановка стилистически наследует черты киномира Бергмана – исповедальность диалогов и монологов, планы-эпизоды, а также крупные кадры лиц героев, в которых только скандинавский гений мог различить движения душ и запечатлеть их на плёнку.
