Умри в печали
Вихрь (Vortex), 2021, Гаспар Ноэ
Эксклюзивная рецензия Артура Сумарокова на новую картину Гаспара Ноэ
Гаспар Ноэ последние двенадцать лет последовательно занимался разрушением собственного же шокового киноязыка, принесшего ему на излете девяностых и начале нулевых не без оснований звание чуть ли не самого отмороженного режиссёра Французского экстрима. “Любовь” – при своей выразительной порнографичности – была максимально традиционной историей любви, с довольно навязчивыми элементами автофикшена. “Экстаз” – при всей упоительности contemporary dance – де-факто не предлагал ничего нового зрителю, взращенному как шоковых экспириенсах самого Ноэ, так и на различных танцевальных мюзиклах, с генезисом вплоть до “Танца-вспышки”: синефилия “Экстаза” была натужной, а идейный остов отличался схематичной бедностью – все мы сдохнем, потому танцуй пока молодой. В конце концов, любой из клипов, поставленных Гаспаром Ноэ для французского электронного музыканта Sebastian, был более эффектен и трансгрессивен, чем весь “Экстаз”. “Вечный свет” и вовсе был метамодернистским казусом, маркетинговой виньеткой для бренда класса люкс, но точно не тем фильмом, который может задать новые стандарты во все более гендерфлюидном европейском кинематографе. Актёрское трио из Беатрис Даль, Шарлотты Генсбур и Феликса Марито тем не менее спасло “Вечный свет” от превращения в претенциозную безделушку, даром что и этот среднеметражный метафильм, построенный на импровизации, был почему-то объявлен провокационным при полном отсутствии всякой кинематографической хтони и визуальной трансгрессии.
Впрочем, в 2021 году Гаспар Ноэ наконец напомнил о том каким он может быть режиссёром и что от него все ещё можно и нужно ждать приятные сюрпризы. “Вихрь” – история о старении и смерти – стыкуется одновременно с “Любовью” Михаэля Ханеке безжалостностью авторского взгляда к фигурам отца и матери и “Зедом и два нуля” Питера Гринуэя, то и дело впадая в некрофилическую лихорадку, но фиксируя поначалу умирание не людей, но предметов в их лабиринтоподобном доме, которые неизбежно начинают утрачивать свою суть. Но, конечно, “Вихрь” – это в первую очередь фильм Гаспара Ноэ, который наконец решил поговорить о смерти, причём смерти самых близких людей, совершенно не испытывая никакого страха быть непонятым или, что хуже всего, понятым чересчур. Есть здесь и ожидаемое режиссёрское alter ego – персонаж Алекса Лютца, сын, выброшенный скорее на периферию повествования картины, нежели служащий ей эффектным камертоном. “Вихрь” – кино немноголюдное. Его камерность срифмована с тотальным одиночеством стариков, которые нередко оказываются никому ненужными.
Кадр из фильма “Вихрь”
Это первый фильм в карьере Гаспара Ноэ, в котором нет откровенного секса и экстремального насилия, однако щемящая интонация его вызывает еще больший зрительский сдвиг по фазе, чем прочие шоковые работы режиссёра. Быть искренним – это тоже по-своему смелость, особенно если до этого вся коммуникационная стратегия постановщика даже со своей ядерной аудиторией строилась по принципу истерического крика в лицо или избиения всем что может подвернуться под руку (даже перемонтированная самим режиссером в угоду правильной хронологии “Необратимость” осталась шокером и квинтэссенцией его метода). Из особых режиссёрских пряностей “Вихря” – разделение экрана практически на всем протяжении более чем двухчасовой картины, раздвоение не только событийной канвы, очищенной от острых сюжетных поворотов, но и психологического состояния героев. Смерть не приходит одна. Смерть для мужчины и женщины разная.
Фигура отца в фильме неотделима от фигуры исполнителя главной роли – Дарио Ардженто, который в кадр чужих фильмов практически не входит. То же самое относится и к фигуре матери – её играет Франсуаза Лебрун, блиставшая в свое время у Жана Эсташа, Поля Веккиали и Маргерит Дюрас. Важна символичность этих двух фигур, помещенных Гаспаром Ноэ в рамки одного фильма, одной истории. Легко углядеть в таком кастинговом решении Гаспара Ноэ возможность прощания с кинематографом ХХ века, к которому все же продолжает принадлежать и сам Ноэ, по умолчанию – провокатор, но один из последних, если не самый последний. Завиральная лихость и безрассудная жестокость все ощутимее отходят на второй план, и даже тождественный лучшим образцам Французского экстрима “Титан” Джулии Дюкорно следует по всем известным жанровым тропам, расчетливо нигде не спотыкаясь: хорошая конъюнктура особенно в цене. “Вихрь” – это ещё и эпитафия кинематографу, для которого революция еще не была пустым словом, а манифесты, написанные потом, кровью и спермой её авторов, не были удручающе однообразны и аксиоматично вторичны. Ноэ хоронит “папочкино кино”, взяв на роль “папочки” Дарио Ардженто, который никогда не боялся быть безвкусным или нарочито эпатирующим. После него – хоть потоп.
Это первый фильм в карьере Гаспара Ноэ, в котором нет откровенного секса и экстремального насилия, однако щемящая интонация его вызывает еще больший зрительский сдвиг по фазе, чем прочие шоковые работы режиссёра.
Насыщенный предметами дом – отражение запечатленных двумя главными героями переломных событий, определивших смысл их жизней на годы вперёд, и жизнь эта была в искусстве. В анамнезе – 1968 год, естественно, мужчины и женщины, кино и критика, жизнь и искусство, концентрат прошлого, за который так цепляются владельцы дома, в котором при желании легко заблудиться, исчезнуть в ворохе вещей и пыли книг. Ноэ в чем-то злоупотребляет символичным образом увядающего дома, тем более что новизны в этом все же никакой нет. Режиссерка Натали Эрика Джеймс в 2020 году сняла постхоррор “Реликвия”, где тоже был старый дом и ужас пребывания в нём, и “Вихрь” Ноэ разве что расширяет возможности оптики. Феминистский хоррор Натали Эрики Джеймс размышлял о старении и деменции исключительно с позиций женского опыта, тогда как Ноэ сводит все к общим знаменателям, лишая к тому же своих героев имен. В этом приёме сквозит все та же банальность, но уверенная режиссерская рука Гаспара Ноэ и оператора Бенуа Деби утяжеляет постоянные возникающие тривиальности жизненной достоверностью и невыносимой реалистичностью, от которой порой становится тяжело дышать.
