Синонимы (Synonymes), 2019, Надав Лапид
Полина Глухова – о фильме-лауреате Берлинского кинофестиваля
Ma chambre a la forme d’une cage
Le soleil passe son bras par la fenêtre
Les chasseurs à ma porte comme les p’tits soldats
Qui veulent me prendre
Мой номерок в форме клетки
Солнце протягивает руку через окно
Лакеи за дверью- маленькие солдаты
желающие меня похитить
Невидимые лакеи судьбы похитили у маленького израильского солдата Йоава спальник и одежду (включая трусы), только он заселился в пустынную, прекрасную, но неотапливаемую квартиру. Обмороженного, sympathique чужестранца находят аккуратно-прекрасные Эмиль и Каролина, обогревают его, рядят его в дорогую одежду, снабжают целлофановым «мешком для трупов» с носками и айфоном, отправляют его жить на новой, европейской земле. Йоав не поднимает головы (хороший художественный приём), пока не изучит все возможные слова на местном и притягательном языке – он того не достоин, а его гнусное (как ему кажется) происхождение пока не созрело для этой красоты. Йоав так и не дозреет, потому что в нём, кроме интуитивной простоты прекрасного и способности поэтично учить словарь, нет ничего. Ещё он хорошо «играет музыку» на автомате. Но это талант сомнительный, ничего, кроме охранника или роли одухотворённой эро-модели ему не светит, как бы режиссёр ни пытался поэтизировать такого вот человека. Действительно, люди всякие нужны, люди всякие важны. От того становится как-то больно, что сложно прорваться к человеколюбию, если герой не пытается себе человеколюбие привить, как-то его хотя бы осмыслить.
Кадр из фильма «Синонимы»
К фильму израильского режиссёра можно применить много синонимов, столько же, сколько блуждают в голове у главного героя. К финалу становления Йоава одним из подвидов парижан – слова путаются, возникает эстетически-смысловая мешанина. Сложно строить кино о важном, если в фильме нет никакого намёка на глубокое чувство, любое, кроме недоненависти. Причин этой будто бы ненависти, мы, зрители, так до конца и не узнаём, все скрывается за поэзией, мол, как это можно кому-то в голову вложить, как рассказать о природе страха и отчаяния, о природе побега и отказа от родной земли, от языка. Все можно скрыть под такой сложно сконструированной пустотой.
Симпатию вызывают слова симпатяги-Эмиля, предстающим «как бы» молодым писателем, которому «как бы» не о чем писать – не видел он ни горя, ни отказа от себя. Эмиль говорит, что страна не может быть всеми плохими словами одновременно, и Йоаву нужно выбрать что-то одно. Что-то одно весь фильм не выбирается, а зачем, если можно выбрать все то, что так нужно думающему и рефлексирующему представителю белой кости.
Йоав Францию в конце концов выбрать не может, ведь все и всё пр###али, а он это заметил, как только изучил весь словарь и смог взглянуть в глаза Notre-Dame de Paris.
К фильму израильского режиссера можно применить много синонимов, столько же, сколько блуждают в голове у главного героя
* Важная заметка про Эмиля: откуда нам знать, что новоизбранный друг Йоава – графоман? Йоав как будто облагораживает его страницы на экране аймака своим «другим» происхождением, другим прочтением. Дарит жизнь, которой Эмиль/Каролина не видели. Дарит, а потом забирает назад, прихватив возможность гражданства. Но почему это аргумент к тому, чтобы в уме писать «Эмиль – писатель бездарный»?
«Правда» и «Ложь» на курсах истории и сути страны для получения паспорта – два понятия, которые поднимают героя фильма «Синонимы» с колен. Но правда и ложь неведомы фильму. «Правду» и «Ложь» можно оставлять в кавычках; в кавычках остается «кино», «поэзия», «родина», «дружба», «отец», «Париж», «травма», «Ливан», «мадам гобоистка», «писатель», «миграция», «нагота», «война», «томаты в собственном соку», «хандра», «совокупление», «стук в закрытую дверь», «язык» – всё это остается в кавычках. А жалко, ведь нам всем так нужны синонимы без кавычек, особенно в кино.
