Аморальный трэш
Terror 2000 – Intensivstation Deutschland, 1994, Кристоф Шлингензиф
Андрей Волков – о картине Кристофа Шлингензифа
Кристоф Шлингензиф как режиссёр способен вызывать совершенно полярные чувства. Как уже говорилось ранее, он был дилетантом и графоманом, пристрастившись к сочинению любительских фильмов ещё в ранней юности. Одержимость кино проявлялась у него в том, что Кристоф смотрел по 3-4 фильма каждый день, причём, как и Квентин Тарантино, не делал различий между «высоким» и «низким» в искусстве. В 1990-е гг. режиссёр увлёкся театром с той же страстью и перенёс свои провокации уже на сцену. Соответственно, времени снимать кино у него было мало, чем и объясняется его малая активность в этом качестве в последние 20 лет жизни.
Кристоф Шлингензиф умер от рака лёгких, хотя никогда не курил – вполне в духе своих эпатажных поздних творений. Ранний и поздний Шлингензиф различаются не только зашкаливающим количеством неполиткорректности, но и возросшим уровнем профессионализма. Большого успеха его кинотворчество не имело, оказавшись на периферии театральных работ, однако в таких его фильмах, как «Столетие Адольфа Гитлера – последние часы в бункере фюрера» (1989), «Террор 2000» (1994) и «Объединённый мусор» (1996) прослеживается общая линия мизантропии, резкого неприятия окружающей действительности. Мораль Кристофу была совершенно неведома – он далеко перешёл грань хорошего тона, превзойдя, пожалуй, даже такого эпатажного сатирика, как Душан Маккавеев.
Кристоф Шлингензиф очень не приветствовал объединение Германии, в отличие от Вима Вендерса, который, напротив, всегда мечтал о соединении двух отпавших половин. Можно обвинить Кристофа в непатриотизме, но он с самого начала всем казался фриком, шутом, крутившимся около грандов «нового немецкого кино». Пересекаясь с некоторыми представителями оного, Шлингензиф не входил в ближний круг ни Фассбиндера, ни тем более Вендерса. Его раннее творчество – слабое подражание его великим современникам, а также сюрреалистам, например Бунюэлю, которого Кристоф просто обожал. Не владея профессией, Кристоф казался в этих ранних работах жалким выскочкой со своим интеллигентным фейсом и рано поседевшей бородой. Но к исходу 1980-х гг. кинематограф Шлингензифа пережил трансформацию – сюрреализм сменился гиперреализмом, с обильными ссылками на значимые политические события в жизни страны. Кристоф, образно говоря, был не за правых и не за левых, а против всех. Коммунистическая Германия казалась ему варварской, а демократическая Западная – тоталитарной.
Ещё в 1990 году Кристоф попробовал высмеять свою собственную страну, сделав политический ремейк «Техасской резни бензопилой». Материал ему не поддался, фильм вышел тяжеловесным и совсем несмешным. Очевидно, и сам автор не был доволен результатом, потому что молчал 4 года, чтобы затем вернуться с новой версией «чёрной» пародии – «Террор 2000». И это что-то за гранью добра и зла.
Фильм высмеивает Вторую Мировую войну, изысканно глумясь над беженцами, которых похитили современные нацисты, в крайне отталкивающем виде изображает коммунистов, отдельно проходясь по Хоннекеру, умершему незадолго до выхода ленты в прокат. Режиссёр творит совершенно не оглядываясь на какие-либо моральные или эстетические авторитеты и вроде бы подобный беспредел должен отталкивать, но не в этом случае. Как раз наоборот – «низкое» искусство Шлингензифа гораздо интереснее его ранних попыток поиграть в артхаус.
Кадр из фильма “Terror 2000 – Intensivstation Deutschland”
Постановщик нашёл верную манеру дурацкого зрелища, где водоворот событий подчиняется не сюжетной логике, а убеждённости автора в том, что вся наша жизнь это сплошной террор и мистификация. Нацисты, коммунисты, федеральные агенты, политические активисты, беженцы – для всех у Шлингензифа находится чёрной краски. Сюжет легко проецируется на относительно недавнюю историю, когда миллионы беженцев спасались от нацистов, и в то же время на современную практику охоты на нацистов. Политика по Шлингензифу – это цирк и карнавал, вот и фильм решён как своеобразная мистерия-буфф, с карикатурными персонажами, ни один из которых не вызывает ничего, кроме отвращения.
Намекая на двойственную позицию Ватикана в отношении нацистского режима в период войны, Шлингензиф делает пособником современных нацистов священника, совершенно безумного лицемера и маньяка, насильника, убийцу – для церкви режиссёр не скупился на «добрые» слова. Современный Гитлер трус, способный только предаваться демагогии на трибуне. Мэр нацистского города – расчётливый хладнокровный злодей, который использует в своих целях, как ораторский талант современного диктатора, так и патологическую тягу священника к убийствам и пыткам беженцев.
Не лучше и правительственные агенты. Особенно выделяется Керн, которого играет знаменитый Петер Керн. Невероятных объёмов мужчина, он имеет зуб на священника за то, что тот «увёл» его девушку, обратил её в свою нацистскую веру, так что при виде насилия она моментально возбуждается. Но его чувства к ней далеки от романтических. Похотливый толстяк готов накинуться на неё даже в людном месте, надеть нацистскую форму, прокрасться во вражеский лагерь, но не с целью выведать планы злодеев. Шлингензиф делает язвительные намёки на шедевр Бернардо Бертолуччи «Последнее танго в Париже», переснимая в своей антиэстетической манере целые эпизоды взаимоотношений героев, даже тот, где персонаж Брандо предусмотрительно воспользовался сливочным маслом.
У Шлингензифа, конечно, всё куда грязнее – жирный агент насилует свою возлюбленную прямо в штабе нацистов, предварительно смазав её анус средством для мытья посуды (!). Вебке от грубого траха ловит нешуточный оргазм, так что теперь готова быть со своим толстячком и в горе, и в радости.
Постановщик нашёл верную манеру дурацкого зрелища, где водоворот событий подчиняется не сюжетной логике, а убеждённости автора в том, что вся наша жизнь это сплошной террор и мистификация
Вот такое кино снял Кристоф, едва перешагнув возраст Христа. Описывать его творение всё равно, что анализировать порнографию. Подавляющее большинство зрителей отъедет в аут буквально после первых кадров этого меганеприличного полотна, а прочие разбегутся по ходу просмотра.
Но парадоксальным образом этот фильм, возможно, лучшее творение опального режиссёра. Оно постепенно покоряет своим сумасшедшим ритмом, безграничной фантазией, попранием всех правил приличия и даже дилетантское повествование вдруг кажется оправданным и высокохудожественным – ну а как ещё надо снимать мизантропический трэш. Режиссёр ненавидит весь мир и выплёскивает свой сарказм по любому поводу, грубо потешаясь как над святыми для многих людей вещами – религией, Холокостом, человеческой жизнью, так и над правилами построения сюжета, творя метажанровое кино, грязный и вульгарный трэш, за который, тем не менее, можно простить миллион отснятых плёнок из Тунгуски.
Конечно, такой неприличный фильм никак не мог выйти в широкий прокат. Он так и остался без перевода на английский язык, представляясь яблоком раздора для самых разных слоёв населения. Он не во благо снят, а во зло. Но и у зла есть своё очарование, и, поддаваясь ему, нельзя не порекомендовать этот опус всем дурно воспитанным интеллектуалам.
