Венера в мехах (La Vénus à la fourrure), 2014, Роман Полански, рецензия
Антон Фомочкин считает очередной фильм Романа Полански режиссерским мастер-классом, наглядным пособием на тему “Как создать напряжение из ничего”
Капли дождя барабанили по обшарпанному театру. Прослушивание закончилось, Ванду так и не нашли – испорченные актрисы коверкают слова и не понимают текста. Драматург Тома Новачек, мужчина средних лет с большими глазами, жалуется на недостаток талантов и обещает купить невесте суши. Как бы не так. Прихватив с собой бездонную сумку, с небес кто-то плавно спустился. Куда? Сюда. Зачем? А черт его знает. Врывается. Вульгарно одетая, промокшая до нитки. Называет себя Вандой. Достает полную версию сценария (вроде бы агент отдал, да только есть ли он?). Чудом уговаривает режиссера остаться и читает текст — идеальное попадание. Да только пошло все как-то не так, и читка сценария плавно переходит в опасную импровизацию.
Мир, в котором это действо происходит — не настоящий. Привычное для творчества Полански пространство, пропитанное инфернальной энергией. Не важно, замкнутое помещение это или целый город — выхода все равно нет. Это редкое чувство потери контроля, полного бессилия, когда жизнь играет с вами какую-то злую шутку, только, в отличие от «Резни», здесь дети бить друг друга не будут. Начинается все с кукольной панорамы, где каждый дом — словно склеен руками. Театр стоит на пустой мокрой Парижской улице. Есть только два человека — мужчина и женщина (а также голос невесты, который звучит с другого конца провода). Невеста вообще — этакий остров нормальности, вероятной «спокойной» будущей семейной жизни, сдерживающим внутренние, тайные желания главного героя. А телефон — связь с открытым миром, которая разобьется, когда полетит со сцены. Вот и готова точка невозврата.
Сенье — богиня, Полански тонет в ней, он дает ей примерить столько образов за полтора часа, сколько не снилось среднестатистической старлетке за всю карьеру
Очевидно, что выбор пьесы для адаптации неслучаен и в Северине (главном герое произведения Мазоха) Тома видит себя, на подсознательном уровне, не умышлено. Вообще, любое копание в психологии героев здесь — домыслы. На протяжении фильма Ванда будет трактовать постановку по-разному и все чаще будет близка к истине. Куда интереснее ее личность. Кто же она? Суккуб? Или, может быть, сам дьявол? Хотя куда более логично, если она — сама Венера, которая приходит к творцу и раскрывает его темную сторону, открывает запертый на семь замков ящик, в котором томятся его низменные желания. Или же муза, в присутствии которой у Томы импровизация кажется такой простой, а слова сами срываются с кончика ручки. Все эти догадки неизбежны — если осмыслять ленту Поланского, углубляясь дальше очевидного тезиса (согласно которому «Венера в мехах» – это смешное, местами даже гомерически смешное театральное действо), приходится столкнуться с первоисточником, хотя Полански снова хитрит и использует ее основные мысли и мотивы в совершенно иной интерпретации, расширив спектр тем, которые хотелось бы затронуть.
На деле все куда проще. Это не этапная работа, это не высказывание, тем, собственно, фильм и хорош. Это чистое искусство, режиссерский мастер-класс по работе с актерами, выстраиванию кадра, работе со светом. Создать напряжение из ничего — заставить зрителя завороженно смотреть на персонажей — задача любой постановки. Полански преклоняется перед театром, без каких либо декораций он трансформирует сцену, да так, что она кажется бескрайней. Трудноуловимыми деталями, мелочами проносятся мимо отголоски предыдущих работ режиссера. Сенье — богиня, Полански тонет в ней, он дает ей примерить столько образов за полтора часа, сколько не снилось среднестатистической старлетке за всю карьеру. Первоисточник лопнет, створки ада раскроются, а из тени покажется гротескная гримаса и улетит обратно в ночь. Двери закроются. Смотреть больше не на что.
AlteraPars: рецензия Иоахима Штерна
