Полковник Редль (Oberst Redl), 1984, Иштван Сабо, рецензия
Игорь Нестеров вспоминает незаслуженно забытое кино Иштвана Сабо, складывая слова в обыкновенно превосходный текст для тех, кто любит хорошую эссеистику
Гудят валторны, стучат полковые барабаны, гремят литавры. Это австрийский фельдмаршал Йозеф Радецкий триумфально возвращается в родную столицу после кровавого «усмирения» гарибальдийцев в бунтующей Италии. Доблестный страж дома Габсбургов пока не подозревает, что слишком рьяное закручивание гаек способно сорвать резьбу, а Дунайская монархия вскоре затрещит по швам и навсегда потеряет апеннинские владения. Отнюдь не случайно самобытный венгерский режиссёр Иштван Сабо обрамляет начальные и финальные титры своей исторической трагедии «Полковник Редль» бравурно-игривой мелодией Штрауса-старшего, написанной в честь последнего легендарного полководца Австрийской империи. Несмотря на то, что события в фильме разворачиваются накануне Первой мировой, более шестидесяти лет спустя с тех пор, как доблестный военачальник великой европейской державы, сам того не ведая, положил начало её крушению — ноты схожи и мотив созвучен. Предсмертная судорога «лоскутного государства» под сабельный звон, кадетский хохот, визг шлюх, шум картечи, патриотические речи и парадную музыку предстаёт насмешкой над иллюзией национального всесилья и сочной иллюстрацией к латинскому изречению — sic transit gloria mundi. Бикфордов шнур от пороховой бочки, которой будет суждено разнести в клочья политическую карту Европы, зажат меж двух огней: имперскими амбициями и имперской же немощью. Призрачная фигура дряхлого императора Франца Иосифа склоняется над рекой времён и растворяется в тумане. Кривозубый эрцгерцог пытается перекрутить шестерёнки часового механизма истории на свои лады. Часы нервно тикают, а стрелки показывают без пяти минут взрыв. На календаре — цифры 1-9-1-3. До Сараевских выстрелов остаётся чуть более года.
«Полковник Редль», совместное детище четырёх стран (Югославии, Венгрии, Австрии, ФРГ), принадлежит к тому несметному числу незаслуженно забытых лент, что канули в лету, не успев толком привлечь зрительское внимание и не оставив глубокого следа в коллективной памяти. Случилось так, что премия британской киноакадемии, большой приз жюри Каннского фестиваля и номинация на Оскар за лучший иностранный фильм 1984 года не стали, увы, гарантией широкого проката и общественного интереса. Хотя стоило бы присмотреться. Поскольку второй фильм из германского цикла венгерского мэтра — именно тот случай, когда публика самонадеянно прошла мимо вдумчивого, остросоциального и детально прорисованного полотна о сломе эпох, посвящённого событиям важным, судьбоносным и изрядно подзабытым. Суицид главы австро-венгерской контрразведки Альфреда Редля — одна из самых прочных и порочных тайн венского двора накануне Великой войны, в попытках разгадать которую было и будет сломано немало копий. Градус таинственности вокруг этого скандального события вполне сопоставим с убийством Кеннеди и гибелью семьи царя Николая II. Иштван Сабо, вооружившись пьесой английского драматурга Джона Осборна «Тот патриот, кто сам за себя», основательно переосмыслил образ австрийского полковника, талантливого двойного агента и одарённого фискала, на совести которого, по одной из версий, разложение нравов императорской гвардии и шпионаж в пользу России, по другой, активная дезинформация Антанты и беззаветное служение отечеству.
Предсмертная судорога «лоскутного государства» под сабельный звон, кадетский хохот, визг шлюх, шум картечи, патриотические речи и парадную музыку предстаёт насмешкой над иллюзией национального всесилья и сочной иллюстрацией к латинскому изречению — sic transit gloria mundi
В своей не по-немецки эмоциональной и психологичной постановке Сабо не стремится с головой погрузиться в теории заговора или досконально разобраться в подробностях странной смерти успешного генштабиста, а пытается извлечь философский корень катастрофы личности и наложить его на национальную катастрофу. Биография героя представлена по-толстовски традиционно. Но детство, отрочество, юность и зрелость Редля — этапы не только и не столько взросления маленького провинциала и его восхождения к командным высотам, сколько нарастания и осознания конфликта человека чести и долга с лицемерием и фальшью правящей верхушки. В стремлении сократить концентрацию лжи вокруг себя бравый офицер запутывается в паутине двойных стандартов и упирается в нравственный тупик, откуда только два выхода: девять граммов в висок или столько же в затылок. Вместе с тем, режиссёр не ударяется в идеализацию своего персонажа и не пытается представить его рыцарем в сияющих латах на фоне общего падения нравов и разложения элиты. Полковник — классический заложник компромисса и узник совести: врёт во спасение близких и стесняется собственной славянской родни, заискивающе смотрит в глаза покровителям и сторонится знакомств с евреями. Но то ханжеское отношение к жизни, что для других — норма поведения и приятная забава, для него — острая боль и душевная мука. Вся его природа отторгает обман, словно яд, не впитывает фальшивые ценности и не культивирует их в себе. В этом органическом неумении и нежелании приспособиться к великосветскому цинизму и присоединиться к пирам Валтасара нет безусловной уверенности в собственной правоте и в правильности выбранного пути. Есть тошнота от липовой морали, омерзение от кабинетных интриг, головокружение от одиночества и бешенство от бессилия.
Под видом кризиса личностного режиссёр сперва виртуозно маскирует, а в финале красноречиво разоблачает кризис системный. В отличие от своего идейного предшественника Лукино Висконти, восточноевропейский кинематографист не пытается ограничить историческую проблематику исключительно социальными катаклизмами и свести её к традиционным болезням двадцатого века, как то распад семьи, восстание масс или нравственный упадок. Вобрав в себя всё лучшее, что отличало исторические драмы итальянского классика, насквозь пропитав плёнку духом, веяниями и внешним лоском эпохи, Иштван Сабо смотрит на неё не так смиренно и трепетно, а более созерцательно, более панорамно и, в конечном счёте, более безжалостно, оставляя информацию к размышлению для нас, своих современников. Страна вальсов и дворцов живёт лишь в воображении завзятого романтика и по мановению волшебной флейты оборачивается клаустрофобной комнатой с тусклым светильником. Снаружи нетерпеливо дежурят тюремщики. Внутри темно, нет ни мрамора, ни злата, ни отдушины, зато ждёт своего часа браунинг с одним патроном. Пленнику остаётся лишь выбрать — в чью голову его всадить. Но абсурд ситуации в том, что жертвой ничего не исправить, ведь тысячи орудий по обе стороны границы уже любуются дулами друг друга и ждут приказа «Пли». Поэтому когда с молотка пойдёт сердце последнего патриота, пуля обязательно найдёт своего франца фердинанда. И застрекочут максимы, завоют гаубицы, завопят мортиры. Это «Марш Радецкого» начнут играть на других инструментах.
