Cul-de-sac: “Мертва, но видит сны” Жака Авила

Вампирский BDSM

Мертва, но видит сны (Dead But Dreaming), 2013, Жак Авила

Андрей Волков рассказывает о боливийском эротическом хорроре

Под жарким боливийским солнцем, в весьма условных декорациях забытого богом городка  XIX века, Хасинто Авила в сотрудничестве со своей музой Эми Хескет снял необычный фильм “Мертва, но видит сны”, первый вампирский movie из Боливии, если верить автору биографической статьи о режиссёре Мануэлю Каперкуна.

Хасинто Авила (или просто Хак, как он себя называет) пришёл в кино не окольными путями. Ещё в юности он изучал в Нью-Йорке киноискусство и фотографию, после чего занялся документалистикой. Первый же его фильм “Крик? Крак! Кошмарные истории” был удостоен показа на кинофестивале во Франции и лестной прессы, где его творение ставили в один ряд с фильмами Денниса Хоппера и Монте Хеллмана. Заметил талант Хака и классик англоязычной литературы Грэм Грин и даже написал хвалебный отзыв, а Авила незадолго до смерти писателя сделал с ним интервью. Немало работал боливийский постановщик на радио и телевидении, читал лекции по латиноамериканскому кино в ряде университетов в разных странах, а в родной Боливии организовывал мастер-классы по актёрскому мастерству. С Эми Хескет он познакомился в середине 2000-гг, после чего привлёк её в качестве актрисы для своей тематической студии «Red Feline Pictures», основанной им вместе с Камиль Дука в 1997 году.

Сложно объяснить тот неожиданный крен в сторону BDSM, который в зрелом возрасте сделал профессионал, на счету которого работы для ЮНЕСКО, Национального географического общества, Боливийского института биосферы… Казалось, Авила всегда будет снимать фильмы про окружающую среду, современную политику, социальные проблемы. Они завоевали режиссёру хорошую репутацию, но вовсе не толпы поклонников и поклонниц. Зато тематические фильмы сделали союз Авила и Хескет весьма известным в узких кругах, пусть денег на новое увлечение у них было мало.

Кадр из фильма “Мертва, но видит сны”

Отсутствие хорошего бюджета и профессионального оборудования – первое, что бросается в глаза при просмотре фильма «Мертва, но видит сны», который снят на недорогую цифровую камеру. Хак Авила традиционно отвечал за сценарий, а Эми выступала продюсером и главной актрисой. Именно ей выпала честь представить все тяготы своей героини, которую обвинили в убийстве, совершённом вампиром Лилит, бросили в холодную тюрьму на каменный пол, подвергли групповому изнасилованию в исполнении похотливых тюремщиков, и в довершение высекли плетью на глазах у праздной толпы.

Хак Авила беззастенчиво эксплуатирует типаж хрупкой девушки-жертвы, воплощаемый Эми. В «Мертва, но видит сны» Авила и Хескет разделены премудростями сюжета, оттого Хаку приходится воспитывать плетью другую актрису, а Эми подставлять свою обнажённую спину (и то, что ниже) под суровые мужские руки неведомого актёра, изображающего палача. Зато в более ранней драме «Вместе» Хак и Эми играют BDSM-пару, где молодая Хескет безропотно подчиняется всем указаниям доминанта Хака и сама рада подставить свои обнажённые округлости под его грубую руку или ремень.

Возможно, Эми Хескет, как и Мария Битти, также обязана своими мазохистскими наклонностями комплексам из детства. Хак же, как большинство мужчин, по природе доминант, пусть далеко не все наказывают своих благоверных, как маленьких девочек. Впрочем, отнюдь не каждый раскрепощён настолько, чтобы в своих сексуальных играх выйти на территорию BDSM, которая для многих как Запретный лес из сказок Джоан Ролинг.

Конечно, в союзе Авила и Хескет сложно выделить первую скрипку. Хак, безусловно, гораздо лучше Эми знает кинопроизводство, и уже это позволяет ему брать верх в творческих отношениях с Эми. Зато Хескет, надо думать, в большей степени одержима наказанием и подчинением, оттого всегда играет таких героинь, которых если не бьют, то сурово отчитывают. Даже вампиры в её исполнении получаются беззащитными, совсем не страшными, а скорее романтичными, страдающими натурами («Олайя»).

Хак, безусловно, знал о творчестве Жана Роллена, который первым увидел в вампирах не исчадия ада, а одиноких существ, обречённых вечно скрываться во тьме ночи. Вот и вампир-изгнанник Нахара из «Мертва, но видит сны» как бы стыдится собственной сущности. Она сочувствует Мойре, которая за грехи других претерпела ужасные муки, и даже испытывает к ней порочную страсть. Но там, где у Битти страсть трансформируется практически в похоть, у Авила всё остаётся на уровне невысказанных чувств. И тем печальнее картина о двух влюблённых, которых разделяет сама природа, так что единственная возможность быть вместе – это дать вкусить своей крови, буквально причаститься тёмной сущности. Хотя в случае с фильмом «Мертва, но видит сны» вампиры слуги тьмы лишь по своим мыслям и одеждам. Ведь они могут беспрепятственно ходить при свете дня, а убить их не способен даже деревянный кол.

Латинская Америка всегда была оплотом католицизма. Оттого неудивительно, что, даже воплощая на экране свои мрачные эротические фантазии, создатели фильма всё равно остаются в христианском русле

Хак Авила (будем уж, по правилами Темы, мыслить за старшего топа и к нему обращаться) в большей степени опирается на религию, чем на вампирский фольклор. В мире Хака Мойра приобщается к Христу через страдания, а вампиром становится лишь тогда, когда не выдерживает их и поддаётся искушению принять вампирской крови, как панацею от боли. Мучение в фильме Авила далеко отстоит от традиции пыток из сплаттеров. Это в большей степени искушение, как в агиографической литературе, где страдание часто выступало последним препятствием на пути к обожению.

Латинская Америка всегда была оплотом католицизма. Оттого неудивительно, что даже тематическая парочка Хак и Эми, воплощая на экране свои мрачные эротические фантазии, всё равно остаются в христианском русле. Хак намного лучше Паскаля Ложье понимал, что такое мученик, оттого ему совсем не требовалось приобщать к страданиям зрителя через натурализм. Не всякое мучение делает человека свидетелем (в соответствии с переводом древнегреческого слова μάρτυς). Страдание должно быть безвинным, прекратить которое можно, например, через предательство – выдав своих друзей по подполью. Авила не слишком интересует законспирированная организация из собственного фильма, пусть он и не упускает случая отдать дань шпионским историям о тайных встречах и секретных посланиях.

Гораздо больше его привлекает мрачная романтика. Нахара и Мойра как двойники. Обе изгнаны из общества, пережили пытки. Их страстный роман, словно отдохновение от скорбей в суровом мире палачей и жертв. Они оба аутсайдеры, так как не вписываются в привычные представления о себе подобных.

Бунт против общества в фильме Авила сглажен непременной эротикой и явно тематической направленностью ленты. В конце концов, никто из творческой команды не планировал снимать серьёзное кино. Ведь кинематограф Хескет и Авила тоже своеобразное пространство для репрезентации собственных увлечений. Желание пострадать, прикованной к столбу, ощутить себя во власти другого человека, или же, напротив, отхлестать плетью филейные части Эми, порой непреодолимо. Авила, как и Битти, сделал себе имя на показе интимных игр и страстных сцен, воплощаемых в образах. Его фильмы пробуждают соответствующий инстинкт и в зрителе, который тоже на досуге может захотеть развлечься со своей Эми, благо у каждого под рукой есть пара верёвок и хороший ремень.