Cul-de-sac: “Меланхолия ангелов” Мэриена Дора

Эсхатологическая элегия

Меланхолия ангелов (Melancholie der Engel), 2009, Мэриен Дора

Андрей Волков рассказывает о фильме Мэриена Дора

Фильмы немецкого авангардиста Мэриена Дора не из тех, которые легко смотреть. Он чаще обращается к мрачным темам, будь то смерть, страдание или одиночество. “Меланхолия ангелов” – во многом центральная картина в его творчестве, поскольку в ней, как в точке пересечения, сходятся темы, образы и идеи предшествующих фильмов. Собственно, именно эта работа должна была стать дебютом Дора, однако режиссёр не нашёл достаточно денег для начала съёмок, оттого дебютировал в полнометражном кино менее затратным “Документальным мусором”, созданным по мотивам «Нации зомби» Улли Ломмеля.

Карстен Франк в третий раз играет главного героя у Дора. Тут он, впрочем, ещё и соавтор сценария, скрывающийся за псевдонимом Франк Оливер. А второго центрального персонажа играет Зенс Рагги, порноактёр марокканского происхождения, уже снимавшийся у Дора в “Провокации”. Решение пригласить на съёмки столь неоднозначную личность продиктовано не только экстремальным материалом (в конце концов, у Душана Макавеева и Марко Феррери снимались и звёзды) и не низким бюджетом, но очевидной аллюзией на “Золотой век” Луиса Бунюэля. В классическом фильме Бунюэля Лаонел Салем, знаменитый по ролям Иисуса Христа, исполнял герцога де Блангиса, персонажа романа Д. А. Ф. де Сада “120 дней Содома”. Вот и Зенс Рагги предстаёт этаким Христом по внешнему виду, но абсолютным дьяволом внутренне, являясь средоточием пороков людского общества. Его друг Катце (как раз Карстен Франк) почти вынужденно подчиняется ему. Они встречаются после долгой разлуки и отправляются в загородный дом, в компании дамы и двух девушек, одна из которых искательница приключений, а другая – юная невинная жертва. Там герои намерены предаться меланхолии и оргиям в преддверии конца мира.

Фильм Мэриена Дора лишь чисто внешне кажется аморальным эпосом о героях, в которых нет ничего человеческого. Иному зрителю может показаться, что постановщик не только согласен, но и всячески пропагандирует философию Браута, представляющую собой смесь либертенизма де Сада и примитивно понятого учения о сверхчеловеке Фридриха Ницше. Но всё обстоит как раз наоборот. Дора снимает притчу, находящуюся вне времени и пространства, продиктованную беспокойством о духовном апокалипсисе человечества, занятого исключительно удовольствиями. Конец света наступил вовсе не со звуком ангельских труб, а с тяжёлой поступью технократической цивилизации, лишь усилившей одиночество людей. Человек застрял на полпути между древней обезьяной и homo sapiens, так и не обретя свою экзистенцию. Ощущение бессмысленности жизни толкает одних на буйство в клетке, а других приводит к выводу, что раз нет высшего предназначения, то стоит вкусить все низменные удовольствия, пока смерть занята игрой в шахматы с рыцарем.

Отсылки к творчеству Ингмара Бергмана неслучайны. Дора по-своему заимствует его темы, снимая фильмы об экзистенциальной тоске и бунте героев против законов бытия. Даже наиболее сильный (и самый аморальный) персонаж Зенса Рагги всё равно предстаёт слабым, нуждающимся в любви и понимании ближних. Он не хочет уходить во тьму и страшится смерти.

Героев «Меланхолии ангелов» гнетёт пустота и бессмысленность их жизни, оттого так важно почувствовать меланхоличную атмосферу фильма, дабы воспринять картину как своеобразный реквием по людям, не нашедшим себе места в жизни.

“Меланхолия ангелов”, рецензия

Кто такой Браут? Обычный билетёр. Работа заставляет его всегда быть вежливым, а подчинённое положение унижает его самолюбие. Он хочет вырваться из-под гнёта социальной системы, классового расслоения, ощутить пьянящий вкус свободы. Он во многом завидует примкнувшему к ним художнику Хайнрику, который, словно средневековый менестрель, путешествует по миру, ища вдохновение. Его нынешняя муза – инвалид Кларисса, которая в обычной жизни была бы окружена заботой и вниманием государства, но во вневременном пространстве, где словно застыли средневековые нормы, она лишь обуза, на которой можно выместить гнев, обиду, а из её неимоверных страданий почерпнуть вдохновение для творчества.

По ходу фильма Дора размышляет о религии, социальной справедливости, искусстве, девиантном поведении. Искусство Хайнрика явно навевает ассоциации с так называемым современным искусством. Например, в 2007 году художник-акционист Гильермо Варгас привязал в галерее голодную собаку, поставил перед её взором миску с едой, но так, чтобы собака не могла дотянуться, и выложил надпись из собачьей еды: «Ты то, что ты читаешь». Если это искусство, то почему не может быть искусством жестокое обращение Хайнрика с Клариссой. Ведь она беспомощна, как и собака. Вот только вызывает она не сочувствие, а желание причинить ещё больше боли. В этой связи верхом милосердия выглядит позволение художника Клариссе покончить с собой.

Мир – это место, где одни люди эксплуатируют других, где нет строгих нравственных рамок, религия больше ничему не учит и воспринимается как памятник прошлого, подобно скульптурам ангелов, скорбящим по гибнущему в грехах человечеству. В пространстве «Меланхолии ангелов» нет бога, но есть тоска по нему, нет добра, но есть отвращение к злу, нет света, но есть отрицание тьмы. Отталкиваясь от квазисюжета, условного места-времени, Дора творит элегию – редкий жанр в кино. Что такое элегия?

Согласно словарю, это лирический жанр, содержащий в стихотворной форме эмоциональный результат раздумья над сложными проблемами бытия. Для элегий характерны в плане эмоциональных окрасов скорбь, сожаление. Элегичны многие фильмы Дора. Пожалуй, он один из немногих, кто впускает эмоции в суровый мир авангарда, делая его более доступным для зрителя. Ведь сердце усваивает быстрее разума. Вот и «Меланхолия ангелов» приковывает внимание, очаровывает своей тоской по жизни, в которой есть смысл, в которой люди не бьются исступлённо, как рыба об лёд, не в силах вынести хаос бытия. Всё случайно в мире или же нет? Есть ли бог, и если его нет, то зачем тогда жить? Почему люди не могут быть хорошими? Есть ли доброта? А жизнь – это страдание?

Взгляд режиссёра – несколько отстранённый. Он любит сохранять дистанцию, дабы не впасть в мелодраматизм, совершенно неуместный в серьёзном авангарде. В то же время поражает его способность разглядеть красоту буквально у нас под ногами. Макросъёмка Дора фиксирует букашек, занятых своими делами, спокойно текущую воду, плывущие облака. Каменные изваяния ангелов, словно древние боги, сурово глядят сверху вниз на людей, раскинувшихся у их подножий, жаждущих просветления, но недостойных его.

«Меланхолия ангелов» стала самым ненавистным для иных зрителей фильмом Мэриена Дора, в результате чего на режиссёра посыпались угрозы со всех сторон. Шокирующих сцен здесь, в принципе, не больше, чем в «Сало, или 120 дней Содома» Пьера Паоло Пазолини, однако элегический окрас многих сцен воздействует на чувства сильнее, нежели эмоционально сдержанная работа итальянского мастера о скрытой сущности нацизма

Мэриен Дора опирался не только на классический сюрреализм, но и на дилогию Вима Вендерса «Небо над Берлином». Оттого фильм сопровождает закадровый текст, озвучивающий мысли стороннего наблюдателя, возможно, ангела, скорбящего над заплутавшими на жизненном пути героями. Персонажи жалкие, в чём-то ущербные, напоминающие героев «Большой жратвы» Марко Феррери, которые так же собрались в уединённом доме, чтобы нажраться. Частые упоминания Эмпедокла отсылают к его философии о вечной борьбе любви и ненависти в мире как двух противоположных начал.

Картина производила бы впечатление умного, но сухого авангарда, если бы не была подкреплена толикой сентиментальности. Её персонажи, подобно античным богачам, устраивают пир во время чумы, с помпой уходят из жизни, ведь удовольствие конечно, и конец удовольствия – смерть. А она лишь терпеливо ждёт, пока герои не истребят себя сами, сгорая в эйфории. Не так ли и человечество, к началу XXI века утратив все моральные ориентиры прошлого, не нашло новых и просто пустилось во все тяжкие, уничтожая себя ради временного наслаждения.

По иронии судьбы, именно «Меланхолия ангелов» стала самым ненавистным для иных зрителей фильмом Мэриена Дора, в результате чего на режиссёра посыпались угрозы со всех сторон. Шокирующих сцен здесь, в принципе, не больше, чем в «Сало, или 120 дней Содома» Пьера Паоло Пазолини, однако элегический окрас многих сцен воздействует на чувства сильнее, нежели эмоционально сдержанная работа итальянского мастера о скрытой сущности нацизма (знаменательно, что она и не вызвала такой шквал негатива рядовых зрителей в свой адрес).

«Меланхолия ангелов» заставляет ощутить печаль по безвозвратно ушедшему миру, где жизнь человека ещё имела какой-то смысл, а устремления людей не были направлены исключительно на комфорт в интимной сфере. Её кинематографический гекзаметр покоряет по мере приближения к финалу, позволяя воспринимать киноисторию как аналог древнего эпоса, повествовавшего не столько о судьбах конкретных людей, сколько о бытии мира, запечатлевая в образы витальное время.