Вестерн (Western), 2017, Валеска Гризебах
Полина Глухова о фильме Валески Гризебах
«…Зло неизбежно потому, что некоторые народы, по-видимому, могут быть очень жестоки. Но лишь до тех пор, пока в их коллективное сознание не вгрызётся внутреннее отвращение к жестокости. Тут пример немцев очень показателен. Я не знаю ни одного немца, который сегодня серьёзным тоном произнёс бы: «Мы, немцы». К сожалению, мы презираем свою собственную культуру и поэтому она почти забывается. »
Из письма Штефана Шюнеманна
Кристиану Крахту
Немец? Да. Солдат? Да. Африка/ Афганистан? Да. Семья есть? Нет. Дети есть? Нет. Свобода! Свобода. Легионер? Да. Здесь красиво! Да. Но в Германии тоже хорошо. Да. Ты из умных? … Это рай! Теперь мы стали друг друга понимать.
Они видят нас, а мы их не видим.
Главный герой не из тех современных немцев, которых местные жители болгарской деревушки могут «почитать» за образованность и европейскую породу, не из тех, кому готовы отдавать своих женщин: он так же, как они, простоват, молчалив, думает руками, утрату носит в сердце, а не на лице.
А ещё у него нет дома в той стране, которую он покинул, отправившись строить плотину в восточно-европейскую глушь исключительно «ради денег». Если честнее- дома нет нигде, а плотину Мейнхард поехал строить не только ради денег. Отчий дом, вероятно, у него в сердце, как впрочем и семья. А брат на небе, за ним присматривает.
Мейнхард (тёзка актёра, прожившего роль) обретает небольшой кочевой «дом», оседлав роскошную ездовую лошадь. В седле, которого тоже нет, Мейнхард сидит уверенно, на свой новый «дом» смотрит с тоской и радостью. Однако после того, как один не очень умный, не очень нарративный злодей на его «дом» (лошадь) покушается, оставляя от «дома» руины – Мейнхард сам вызывается сжечь свой город, он становится тем самым солдатом, который берёт в руки ружьё. Он в ответе за тех, кого приручил (таких созданий на земле практически нет).
Кадр из фильма “Вестерн”
Вестерн есть торжество мужского закона, однако вестерн на “исте” пластически сжимается до более узкой эстетики, мета-расширяясь до торжества закона общечеловеческого.
Проговариваемый Язык никак не задаётся автором картины Валеской Гризебах. Но он становится двигателем всего прогресса в фильме. Поиск языка приводит героев и нас к тому, что языка, на самом деле, нет. Он будто рассеян в свежем воздухе, который герои жадно хватают, от сигареты к сигарете.
Режиссёру, представительнице той самой номинальной берлинской школы, всегда была интересна жизнь за пределом слова/игры. Непрофессиональные, точнее сказать, необъезженные дикие актёры – не актёры вовсе. Метод в создании ситуации, где персонаж (в большей степени живой человек) начинает действовать и проявлять свои осязаемые черты.
Проговариваемый Язык никак не задаётся автором картины Валеской Гризебах. Но он становится двигателем всего прогресса в фильме. Поиск языка приводит героев и нас к тому, что языка, на самом деле, нет. Он будто рассеян в свежем воздухе, который герои жадно хватают, от сигареты к сигарете.
Стесненный городком и детским наивным браком, герой предыдущего фильма Гризебах «Sehnsucht» (притяжение, страсть) не может выбрать язык, на котором способен рассказать о себе всю правду. Правду с нюансами. Это приводит его жизнь к разрушительной точке.
Героя «Вестерна» режиссёр поселяет дальше пригородов Берлина, выселяет за пределы своей страны. Вся сложная , фактически, невыразимая духовная жизнь скрыта в герое за внешностью сухого, мужественного, видавшего жизнь мужчины. Мужчины, который пытается оседлать уже на полпути мёртвую лошадь.
Родившаяся дружба с местным авторитетом Адрианом, тщетные рывки Мейнхарда от лица бригады обустроить маленькие зоны тёплого взаимодействия в деревне – не могут увенчаться успехом. У всех есть своя слишком длинная история и своя жестокая борьба, свои хрупкие интересы и языковые барьеры.
Только девушка – переводчик примирит Мейнхарда с новой чужой землёй, но лишь на мгновение. Она ему расскажет на родном для него языке, о том, что не может не возвращаться к родным землям- тянет и всё.
Валеска Гризебах, как и многие её камрады, использует танец заключительной болевой точкой. Герой фильма сначала наконец-то получает по лицу, затем танцует, отдаваясь ночи и толпе своих соседей по несчастью. Однако за болевой живительной точкой, за ночной дружбой народов, снова придёт голубой рассвет, похмелье и тяжёлая работа без края и конца.
