Джокер (Joker), 2019, Тодд Филлипс
Стас Селицкий разбирает “Джокера” и приходит к выводу, что все не то, чем кажется.
Уличный зазывала-клоун Артур находится под наблюдением у психиатра, ухаживает за матерью с деменцией и старается найти хоть что-то хорошее в мегаполисе, медленно, но верно пожирающим себя изнутри. Стоит затяжной кризис, люди боятся друг друга, а еще больше себя. По телевидению удачно выскакивают предвыборные обращения. Мечта Артура – стать стендап-комиком. Но как можно шутить в мире, где так мало света?
Кадр из фильма “Джокера”
«Джокер» Тодда Филлипса изначально был заложником концепции, ставшей достоянием общественности: он позиционировался как оммаж Новому Голливуду и произведениям Мартина Скорсезе еще до триумфа на Венецианском кинофестивале. Но при правильной трактовке у него куда больше общего с сатирической гиперболой от Пола Верховена – телевидение, как ментальный дурман, выплески насилия, как необходимая энергия. То, что Европа углядела в кинообразе Готэма 80-х чистилище современных душ, есть и доля иронии – проблематика на периферии сюжета далека от западных стандартов, и пока европейские столицы захлебываются от перенаселения и тонн мусора, решаются задачи социальных программ и воспитывается толерантность.
Несмотря на мнения о вольном обращении с источником и уходе в сторону психологического реализма, Джокер в руках Филлипса сделан с полной оглядкой на комиксный прообраз и сполна отвечает на его долго развивавшийся фундамент. Режиссер заложил его чуть глубже, чем это принято, а поэтому функциональность персонажа расположена на уровне подтекста. Филлипс вскрывает суть Джокера от обратного таким образом, что второй слой фильма едва ли не значимее первого. Джокер в идеальной версии себя – существо без способности к эмпатии. В версии Филлипса его рассказ провоцирует зрение, эмпатическую способность одного человека учитывать другого, а не оправдывает или призывает к действию. Учитывая сложный материал в создании знакового антигероя, режиссер не встает ни на чью сторону, не подталкивает к заключению.
Филлипс из плеяды режиссеров комедийного жанра, сменивших маску, выделяется, пожалуй, ярче остальных. Ведь когда люди с чувством юмора шутят несмешно – это действительно страшно.
Как Артур фаталистично подчеркивает, жизнь – это утвердившийся жанр, а поэтому декорации, выбраненные Филлипсом, бьют филигранно точно. Но формат – не всегда. Артур не находится в пограничном состоянии, он на алтаре ненужной жертвенности уже с первых кадров и замкнут в себе: психологической игрой Хоакина Феникса, принужденными диалогами, пустотой между классами и отдельными людьми. Это создает двойной эффект – драматургический вакуум не работает на зрителя, но является важной частью мироощущения больного сознания. По форме «Джокер» так же отчужден – это клип о деструктивной самоидентификации, импровизация глубоко в душе, где нет звуков извне. Нет, это еще не реализм, но снять по-другому эту историю, скорее всего, нельзя. У «Джокера» много проблем, но все они принадлежат ему. Эта патология вымышленного характера распространяется на структуру повествования и его визуальное обращение.
Филлипс из плеяды режиссеров комедийного жанра, сменивших маску, выделяется, пожалуй, ярче остальных. Ведь когда люди с чувством юмора шутят несмешно – это действительно страшно. В заключительном акте «Джокер» выходит на финишную прямую с запредельным нервом, отбросив личностную скорлупу персонажа – куклы, рожденной на стыке культур и идеологий. Куклы, что взяла ножницы и решила отстричь все стягивающие нити. Острые ножницы, разумеется, остались у нее в руке.
