Маленькое красное платье (In Fabric), 2018, Питер Стриклэнд
Артур Сумароков о новом фильме Питера Стриклэнда
Cause I’m cooler than the red dress
Sugababes, 2005
Шиле уже за сорок, она недавно осталась одна, у неё к тому же не самая престижная работа и сын-обалдуй впридачу, висящий на её шее. Женщина устала от унылого ежедневного распорядка дом-работа-дом-работа, поэтому она, за неимением какого-нибудь хобби, занята в свободное время налаживанием личной жизни. Чтобы выглядеть выигрышно в глазах очередного кавалера из объявления, Шила, поскребя по своим скромным финансовым сусекам, отправляется в бутик Dentley & Soper, в котором под воздействием лютого маркетингового НЛП со стороны макабрической продавщицы покупает красное платье. Скучная жизнь женщины начинает после этого натурально трещать по швам. Платье, между тем, попадает в руки к молодой паре, у которой тоже резко начинаются проблемы.
В своем знаменитом эссе “Über die Zweite Haut” Фриденсрайх Хундертвассер писал: “У человека три кожи, он рождается в первой, вторая – его одежда и третья – фасад его дома”. Британский режиссер Питер Стрикленд в своей новой киноработе, сатирическом хорроре “В ткани”, буквально иллюстрирует это эссе на примере двух историй: вышеупомянутой Шилы и молодой пары. Жизнь этих людей, принадлежащих к пресловутому британскому пролетариату, столь нежно воспеваемому Майком Ли и Кеном Лоучем, разрушилась, стоило им приобрести несомненный элемент luxury – маленькое красное платье, в бутике, где творятся самые настоящие черные мессы, а мода (haute couture и pret-à-porte) выглядит одновременно и как сатанинский культ, и как девиантный фетиш. За роскошным фасадом бутика, расположенного в центре Лондона, прячется не поддающийся рациональному осмыслению мир, в котором неживое (манекены) выглядит более привычным и естественным, чем все кто там работает, эти живые шестеренки модной преисподней, куда запрещен вход всем посторонним. В мысли этой, пускай и иллюстрируемой Стриклендом более чем нестандартно (хотя и с явными кивками в сторону, к примеру, “Связанных насмерть” Кроненберга), увы ничего свежего нет.
Кадр из фильма “Маленькое красное платье”
В конце концов, ругать модную индустрию ныне даже больше принято, чем слепо ей следовать, скупая в Милане и Париже с началом нового сезона коллекции ведущих домов. Бедные дети Бангладеша и Северной Кореи, как рабы на галерах, обслуживают мировые модные дома, фешн способствует ухудшению экологической ситуации в мире, и даже, начиная следовать заветам бодипозитива и инклюзии, количественно и качественно меньше анорексичных и истеричных моделей не становится. Наоми Кэмпбелл, впрочем, судя по всему давно продала душу Дьяволу, как и все сотрудники Dentley & Soper, но какая, право слово, к черту разница, если мода по-прежнему определяет modus operandi и modus vivendi как людей из высших слоев общества, так и всех перед ними пресмыкающихся. Н&М не чета, само собой, Galliano или Gucci, но сакральный бренд гипнотизирует не меньше, чем стеклянные глаза фарфоровой куклы за витриной лондонского бутика.
Ясно, что покупка нового, дорогого платья для Шилы (героиня Гвендолин Кристи смыслообразующий персонаж фильма) является не просто прихотью, сиюминутной капризной женской блажью. Носящая постоянно на службе тесную официальную форму – “униформа как болезнь”, твердит Хундертвассер – Шила жаждет во что бы ни стало стать желанной, сбросить эту жуткую рабочую одежку и, в конце концов, возвыситься над своим низким социальным статусом. Только Шила, к сожалению, по незнанию своему не учла одного: нельзя стать тем, кем ты не являлся никогда по умолчанию, как и нельзя быть на свете красивой такой. Можно сколь угодно тешить себя иллюзиями о социальном лифте вверх, о счастливых случаях и просто в то что хорошим людям иногда везет (нет!), но сама жизнь, это бессменное иерархическое общество так или иначе о(т)пустит вниз, к самой бездне ада, ибо знай сверчок свой шесток, ведь мир вокруг тебя очень жесток.
Стрикленд же снимает чувственное, тактильное кино, позволяющее физически ощутить ткань не только заколдованного платья, но и тех сложных человеческих взаимоотношений в постбрекзитовской Великобритании.
Платье для Шилы – метафора перерождения, которое невозможно, ведь получить всё и сразу утопично. Само собой, примечателен цвет рокового платья. Красный как кровь. Вино. Розы. Рубины…Пурпурными или красными были мантии особ королевских кровей, больших церковных чинов, служителей культов и древних организаций, стоящих за всей мировой закулисой. В свою очередь, девушка или женщина, одетая в облегающее красное платье – клише, которое тем не менее отличается предельной степенью кинематографической живучести: от Вивьен Ли в “Унесенных ветром” до Бриджит Бардо в “…И Бог создал женщину” и Пенелопы Крус в “Разомкнутых объятиях”. Красное платье фигурировало в свыше ста фильмах, став маркером расцветшей сексуальности, пробудившейся извращенности, неизбежного фатума и смерти, смерти, смерти, которая всегда бывает к лицу. Последний раз в британском кинематографе образ “девушки в красном платье” появился в ромкоме “Бойфренд из будущего” Ричарда Кертиса, и Питер Стрикленд этот расхожий образ решает деконструировать, придав платью свободу воли и, соответственно, действий. Одежда приобретает субъектность, тогда как человек, её носящий, становится просто объектом, который остается самим собой или занимаясь любовью, или уже, будучи мертвым, лежа на холодном столе прозекторской.
С точки зрения фильмографии самого Питера Стрикленда, “В ткани” в свою очередь воспринимается идейной рифмой лесбийской БДСМ-драмы “Герцог Бургундии” пятилетней давности, в которой жесткие сексуальные утехи сабмиссива и доминатрикс обыгрывали гегелианскую диалектику раба и господина. “В ткани” продолжает рассуждать об этой сугубо материалистической диалектике, максимально расширяя её на примере устоявшихся паразитических отношений сына и матери, любовников на одну ночь, встречающихся по объявлениям, созависимых мужа и жены, хозяина бутика и его многочисленных сотрудниц и – продавца с покупателем. Итальянское джиалло, на которое столь обильно ссылается режиссер, начиная от стилизованных титров, нервного электронного саундтрека и киноязыковых заимствований из Бавы и Ардженто в самых ярких сценах, диалектику эту окрасило в кроваво-красные оттенки зрительского сопричастия к сексуальным убийствам, разорвав ткань внесубъектных отношений убийцы и жертвы по ту сторону экрана. Стрикленд же снимает чувственное, тактильное кино, позволяющее физически ощутить ткань не только заколдованного платья, но и тех сложных человеческих взаимоотношений в постбрекзитовской Великобритании. Глобально, конечно, все мы равны и неравны в своих аддикциях, и больны постоянным, а потому таким смехотворным обладанием неких новых вещей. У каждого из нас есть свое “маленькое красное платье”, в ткани которого находится смысл… не жизни, но подчиненного существования. “Одежда это навсегда, как и искусство. Одежда должна стать снова искусством и должна перестать быть просто модой”, подводит итог Худентвассер.
I said hey you with the red dress on…
Magic!, 2016
