Рома (Roma), 2018, Альфонсо Куарон
Антон Фомочкин ругает новую картину Альфонсо Куарона
Одна из сюжетных линий «Ромы» способна стать материалом для абсурдистского антиромкома.
Допив остатки застоявшейся колы за вышедшей из среднестатистической забегаловки Клео, Фермин явно рассчитывал на большее, чем просто посиделки в темном кинотеатральном зале. Потому, уповая на хорошую погоду, пригласил девушку пройтись. Гулять они отправились не в обещанный парк, а в обшарпанную комнату. Где доморощенный самурай размахивал своим членом, синхронно раскручивая в руках душевой карниз, и время от времени совершал поступательные движения, предвосхищавшие фрикции. Восток – дело тонкое, прелюдия сработала.
Сладостная истома затуманила взор, гранитный камешек в груди ронина замечен не был. Коитус случился – впрочем, уже за кадром. Впоследствии, оказавшись-таки на просмотре фильма, Клео сообщила парню, что, кажется, беременна. На экране проецировался финал «Большой прогулки»: косоглазый нацистский солдат (Мишель Модо) стрелял из зенитного пулемета в воздух и подбил самолет, впрочем, не тот, где находились главные герои, а «птицу» своих. Попал не только он, но и юноша. Фермин благостно порадовался вести, заявил о намерении облегчиться и удалился, как в тех грустных историях, когда отец уходит за сигаретами и не возвращается. Впрочем, зря, комедию с Бурвиллем и Де Фюнесом стоило бы досмотреть до титров, она славная.
Кадр из фильма “Рома”
Система образов на уровне дамского романа в бумажной обложке. С неба посыпется град, неся за собой съедающий холод пустоты и одиночества, предвещающий то, что испытает женщина, потеряв новорожденный плод. «Рома» соткана из патетического символизма подобных сценок: неверный муж неизменно топчет экскременты домашнего питомца, он увезет с собой шкафы, но не книги, ведь такова его поверхностная суть. Отпустить своего благоверного, супруга способна только купив новый автомобиль взамен тому «Форду», что он некогда аккуратно парковал. Но то порядки буржуазии, богатые тоже плачут. Достигнуть внутреннего дзена в этом злостном патриархальном обществе способна лишь Клео, готовая к медитации: простояв на одной ноге, пока толпа мужчин не была способна устоять на месте. Услужливая домработница с мышиным взглядом переживает свою драму параллельно разводу своей хозяйки: низвержение классовых границ, с традиционным «между нами девочками». За финансовыми счетами и политической обстановкой женская доля неизменно тяжела.
Самолет летит вначале, он же разрезает небесную пелену в финале: мол, в обеспеченных кварталах пока все циклично, но когда-нибудь это «циклично» настанет и за границей, куда условная Клео сможет вырваться в поисках лучшей жизни. Кажется, фильм из «колец» и параллелей только и состоит – он перетянут ими, зажат, лишенный воздуха. Образуя замкнутую систему, где с ученическим усердием снятая деталь в каждой сцене раскрывает характер того или иного проходимца (в худшем случае все это может оказаться предзнаменованием). Никакого культурологического выхода, кроме неловкой игры в названии с «Римом», который не град Ромула и Рема, а лишь «Colonia Roma». Упоминание «Амаркорда» (на который ссылаются в каждом втором тексте о фильме) было бы уместно, будь посвящение Куарона выражено на экране не только строчкой перед титрами. Взаимоотношения отпрысков хозяйки с Клео – опосредованные. Ни слова о толике искренности, картинные объятия на берегу моря – поза для постера, формальное единение.
Новорожденный в третьем кряду фильму Куарона является центральной метафорой в арсенале режиссера. Как и воды: морские, околоплодные. Омовение и столкновение с этой стихией в качестве обряда инициации. Очевидные самоповторы, предназначение которых неизменно оказывается трюками, которыми в случае Куарона рад обманываться любой зритель.
Затхлое и пыльное внутрифильмовое пространство «Ромы» – декоративная реконструкция под газетные вырезки из собственного детства, с концептуальным оком, позволяющим мотать «головой» по горизонтали и только. Аутичная героиня не способна вызвать эмпатию, словно на первый план выдвинута статистка, карикатура на маленького человека (лишь бы вторить заветам неореализма). Это не VR-аттракцион, которыми в последнее время увлекся друг Куарона Иньяритту. Немногословный наблюдатель Клео – не оптическая линза, через которую зритель должен примерять обстоятельства на своей шкуре. Такая же мелочная претензия на морально сильную героиню, как и несоответствие названия итальянской столицы мелкому району.
Куарон и в прошлый раз готов был нарушить все законы гравитации, лишь бы убедить – он сделал работу монументальную. В “Роме” режиссер уверен, что сочетание десятка социальных замыслов не будет выглядеть монструозным. Про свои, как бы нежные, отношения с домработницей. Про родину в 70-ые, и студенческий политический митинг, закончившийся кровопролитием. Все это, впрочем, фоном, потому что формально «Рома» посвящена частной жизни на фоне исторических событий. Чтобы прошлое отзывалось в сегодняшнем дне; тут и критика правых, своевременный реакционный для политики Трампа сюжет, с верной интонацией. Заодно постановщик заскакивает на локомотив феминистской повестки дня, не обеспечив картину ни единым вменяемым мужским персонажем. За этим нагромождением не остается цельной картины – ни лиричной, ни масштабной.
Количеству катаклизмов в этой мелодраме позавидовал бы любой среднестатистический голливудский проект Роланда Эммериха. Бурлящия волнениями улицы снова столкнут Клео с наставившим на нее пистолет Фермином (он перепуган не окружающим хаосом, а ее положением), за несколько сцен до того «Рому» настигнет землетрясение. Камни, аккуратно насыпанные на контейнер для поддержания жизни с младенцем, символизируют торжество жизни сейчас и одновременно скорбное предчувствие неладного в будущем. Но Клео продолжит смотреть поверх, сквозь все поверхности и пространства, как до того взирала на лед, бьющий по оконному стеклу.
Новорожденный в третьем кряду фильму Куарона является центральной метафорой в арсенале режиссера. Как и воды: морские, околоплодные. Омовение и столкновение с этой стихией в качестве обряда инициации. Очевидные самоповторы, предназначение которых неизменно оказывается трюками, которыми в случае Куарона рад обманываться любой зритель. Принимая за чистую монету искусственно воссозданный на экране суррогат, существующий за счет системы поддерживания жизни. Так цифровая картинка с налетом монохрома в чьей-то оптике оказывается пленочной.
Разыскав своего Фермина, Клео повторно известила его о своем положении, и получила ворох угроз и устрашающих пасов руками в ответ. Все идет своим чередом. И если волны продолжают биться в Риме, то в «Роме» это мыльная вода, разлитая по мраморному полу, омывающая собачье дерьмо.
